Дмитрич закурил. Дым окутал его сизым облаком, от чего комары разлетелись на время в панике. Некурящему Никите пришлось отмахиваться от них веткой. Неподалеку в мангале чуть тлели угли, под слоем серой золы умирало багровое пламя. Остро пахло влажной зеленью, жареным мясом, но все запахи перебивали цветочные ароматы — сирени и огромных пионов, окруживших беседку плотным кольцом. На небе перемигивались звезды, в кустах возле забора кто-то возился, то ли птица на гнезде, то ли кошка. Было тепло, тихо и как-то по-особому благостно. В такие минуты не принято говорить о смерти, но что поделаешь, если он только за тем и приехал, чтобы выведать у Дмитрича некоторые скорбные обстоятельства.

Никита вздохнул и негромко спросил:

— Профессор от падения умер?

— От него! Из окна его вытолкнули скорее всего мужики, совсем не хилые, однако. Следов сопротивления, считай, нет. Так, мелочь, которая могла и при падении появиться.

— Чего же он не сопротивлялся?

— А не мог, потому как выкушал наш дедулька лошадиную дозу одного препарата, который понижает давление. Бета-адреноблокатор называется. Причем в его аптечке он отсутствует, я проверил. У него там совсем другие препараты были. Те, что повышают давление.

Никита переставил с места на место пустую бутылку из-под коньяка и озадаченно хмыкнул.

— Точно! Он кофе хлестал будь здоров! Не похоже на гипертоника. Во время интервью чашки три выпил и каждый раз заново варил.

Дмитрич пустил навстречу комариной туче струю дыма и кивнул.

— Вот-вот. А тут выпил и вырубился. Этим наши ребята и воспользовались.

— Ребята?

— Думаю, их было двое как минимум. Они дедушку напоили, сделали свои дела, в квартире прибрались, отпечатки затерли. Или в перчатках работали. Пальчиков почти не обнаружили, даже самого деда, а это ненормально, верно? Следы обуви тоже какие-то невнятные, наверняка пакеты на ноги нацепили или бахилы, что в больницах выдают. Я это все отметил, только мадам Блиновой это не понадобилось. Знаешь, что она написала в постановлении об отказе в возбуждении уголовного дела?

— Самоубийство! Мне внучка деда сказала.

— Фиг вам! Несчастный случай!

Никита выпучил глаза.

— Как это?

— Очень просто! С самоубийством возни больше, а так, полез дедулька на подоконник, предварительно выпив таблетку, головка закружилась, и он — фьють — легкой пташкой на асфальт. А что траектория странная, так ночью, согласно данным Гидрометцентра, был сильный ветер, от которого дедок воспарил и тюкнулся о бетонный козырек. И все на этом! Комар носа не подточит!

Никита недоверчиво покачал головой.

— Дмитрич, но ты же понимаешь, что это бред! Какой ветер? Ураган «Катрина», налетевший на отдельно взятый микрорайон?

— Я понимаю! — вздохнул Дмитрич. — И все понимают! Только никому «глухарь» не нужен. Миронов, правда, рыпнулся на совещании, и я кое-что сказал, а толку? У Блиновой в областной прокуратуре то ли хахаль, то ли родственник. Миронову по голове настучали, а я вот с внуками сижу, больничный в кои-то веки безоговорочно дали. Буду выступать, мигом отправят на пенсию. А без работы я загнусь, Микитка!

— Выходит, против лома нет приема? — спросил с унылым видом Никита, и это неожиданно разозлило криминалиста.

— С чего вдруг нет приема? — гаркнул Дмитрич. — Был бы помоложе, может, и побарахтался. Только у меня покойники каждый день, и с профессором не самый страшный случай! Скажи, кому в итоге нужна наша возня? Кому от нее легче?

— Мне, во всяком случае, нужна! И семье Ковалевских — нужна! — довольно резко ответил Никита и бросил взгляд на часы. Скоро полночь, пора закругляться.

Дмитрич потупил взор и заискивающе произнес:

— Ты шашлычок ешь, а то совсем остынет, — и пододвинул ему тарелку с двумя шампурами и зеленью.

— Спасибо, Дмитрич! — ответил Никита. — За шашлык — отдельно, но больше за информацию. Не бойся, я тебя не сдам, но теперь хотя бы буду знать, в какую сторону рыть.

— Да хоть и сдашь, я свое отбоялся, — махнул рукой Дмитрич. — Только гляди, чтобы подкоп в выгребную яму не уперся. Бывали в истории прецеденты. А если надумал волну против Блиновой поднять — зряшное дело. Она на новой должности дня два или три уже.

— Ничего! Будут новые факты, дело снова поднимут. А Блинова? Что Блинова? Не так страшен черт, как его малюют!

— Лихой ты парень, Микитка! — усмехнулся Дмитрич и уже серьезно добавил: — Ты хоть и сообразительный, но голову береги! Она тебе еще пригодится!

На работе у Саши все валилось из рук. Вчерашний визит в музей не остался без последствий. С утра ее вызвал к себе начальник городского управления культуры, в котором она работала, и отчитал за то, что занимается бог знает чем, подозревает честнейших людей в нелепых преступлениях, еще и прессу за собой таскает, а это не может не повлиять на репутацию городской администрации и самого управления.

— Вы должны пообещать, что подобного больше не повторится, — строго сказал начальник. — Понимаете, если слухи дойдут до мэра или, не дай бог, до губернатора, нас всех уволят к чертовой матери.

— По какой статье, интересно? — вежливо осведомилась Саша. — В свободное время я вольна заниматься чем заблагорассудится, раз уж наши, с позволения сказать, правоохранительные органы не чешутся.

В гневе она невольно переходила на подчеркнуто вежливый стиль общения. Сегодня он выдавал и ее презрение к начальнику, чудом усидевшему в своем кресле после всяческих реформ, и злость на кляузницу Воронцову, а также ярость на собственное бессилие. Начальник нервно дергал бровями, но Саша не боялась репрессий. Шеф, которому до пенсии оставалось меньше полугода, был трусоват и никогда не решился бы на открытую конфронтацию даже с самым незначительным сотрудником.

— Идите работать, Александра! И чтобы никаких жалоб на вас я больше не слышал! — строго сказал начальник.

Саша вышла и с удовольствием грохнула дверью на прощание.

Скудость информации приводила ее в отчаяние. Расследование, которое они затеяли со Шмелевым, казалось, зашло в тупик. Никита не спешил делиться своими мыслями, вел себя дерзко, постоянно куда-то пропадал и не отвечал на звонки. Позавчера обозвал ее «неогороженной тундрой», и все потому, что у нее простенький телефон, и он не смог переслать фотографию, сделанную тайком от Воронцовой.

Работы было немного, но стопки бумаг на столе производили удручающее впечатление. К тому же в соседнем кабинете делали ремонт. От запаха краски разболелась голова. Она окинула взглядом коллег, которые корпели над компьютерными пасьянсами, сгребла несколько папок с документами, затолкала в сумку и, бросив многозначительно: «Я по делам в областную администрацию!», благополучно смылась с работы. Покинув здание мэрии, Саша торопливо свернула в сторону, чтобы не попасться на глаза знакомым сотрудникам или начальству, перешла улицу и нырнула в тень огромных лип на главной аллее старого городского парка.