Саша нахмурилась. В самых дальних глубинах памяти, на самых ее задворках не возникло ничего, что помогло бы вспомнить Соколова, хотя предание, как она малышкой выпрашивала конфеты у деда с бабушкой, естественно, вспоминали на каждом семейном собрании. Маленькая Саша, выкушав отведенный бабушкой лимит, продолжала выпрашивать еще и еще и не отставала, пока та не сдавалась.

Саша получала и предпоследнюю, последнюю, и самую последнюю конфету, затем вмешивался дед, и сладости на короткое время становились табу. Но и он порой тайком совал внучке конфеты, сохраняя при этом очень строгое лицо.

— Вы все-таки знали дедушку? — прошептала Саша.

— Дедушку? — Соколов скривился и сплюнул на землю, но попал себе на рукав. — Еще бы мне его не знать, аспида проклятого! Всю жизнь поломал! И его знал, и бабку твою… Но ничего, ничего! За все с ним рассчитались! Сполна!

Мутные глаза ожили, налились кровью, в уголках синюшных губ пузырилась желтая слюна… Волна ненависти и отвращения ударила Саше в голову. И она что было сил толкнула старика в хилую грудь и одновременно пнула его по ноге.

Соколов потерял равновесие, ударился спиной о разбитые перила и неуклюже повалился на бок, уронил на себя старую стремянку и заорал дурным голосом. Откуда-то сверху рванулась стая голубей, а Саша подхватила сумку и перевалилась через подоконник выбитого окна прямо в колючие кусты акации; она разодрала юбку, исцарапала руки и ноги, но, не чувствуя боли, бросилась прочь от страшного барака. А Соколов бесновался в гнилых руинах, пытался столкнуть с себя тяжелую стремянку и орал, срываясь то на вой, то на жалкие причитания:

— Стой, дрянь такая! Стой! Убью!

Постанывая от страха, она заползла за кучу досок и затаилась, как оказалось, вовремя. В оконном проеме возникла голова с вытаращенными глазами, с торчавшими дыбом грязными космами, и тут же исчезла. В подъезде что-то с грохотом упало, а Соколов показался уже в черном проеме дверей, зорко огляделся по сторонам и сделал было шаг наружу, но внезапно вытянул шею, как гусак, высматривая и вынюхивая что-то снаружи, и торопливо нырнул обратно. В доме захрустел битый кирпич, а затем все стихло.

Саша прислушалась. Неподалеку взволнованно переговаривались мужчины. Она испуганно пригнулась, бросив быстрый взгляд по сторонам. Пересечь двор и выбежать за калитку она не решилась, а вдруг пожаловали приятели деда? Отступать было некуда, поэтому она слегка раздвинула колючие ветки и снова напрягла слух. Голоса смолкли. Может, случайные прохожие решили срезать путь и она зря испугалась? На всякий случай она подобрала с земли ржавый обрезок трубы, заметила, что порвала юбку, и усмехнулась: ну и вид у нее, наверно. В самый раз вернуться на работу и попасться на глаза начальнику.

И тут в ее сумке грянул марш… Чертыхаясь, Саша выхватила телефон, поднесла его к уху и чуть не оглохла от крика Никиты. Он орал за забором и в трубку одновременно:

— Саша, ты где?

— Здесь! Здесь я! — завопила она в ответ, размазывая по лицу слезы от радости, что он рядом. Что нашел ее. И пусть Соколов приведет хоть сто бродяг, ей уже не было страшно.

Рядом с Никитой, к своему удивлению, Саша увидела Миронова, который едва заметно улыбнулся, поздоровался и сразу перешел к делу:

— А где эта скотина?

Саша махнула рукой в сторону развалин. Мужчины ловко сдвинули стремянку, которая загораживала вход в подъезд, и прошли внутрь барака. Саша с некоторой опаской последовала за ними, растерянно обвела взглядом завалы хлама и поежилась. С какой дури полезла в этот гадючник?

— Тут был! Чуть не зарезал! Вон, царапина осталась! — она прикоснулась к горлу. — До сих пор болит! А когда его оттолкнула, он нож выронил где-то там…

Она кивнула в сторону лестницы на второй этаж. Миронов приказал отойти в сторону, присел на корточки, затем подобрал с пола длинную щепку и принялся рыться в мусоре под ногами. Он обследовал довольно большое пространство, но ничего не нашел.

— Прихватил с собой, что ли? — произнес он в недоумении и выпрямился. — Никаких улик, получается!

Майор отбросил щепку и достал из кармана пачку сигарет. Но тут Саша, которая тоже рыскала взглядом по полу, вдруг наклонилась и подняла жестяную крышку от кофе.

— Надо же! — сказала она растерянно. — Выходит, у него не было ножа!

Она коснулась края жестянки пальцем и ойкнула.

— Острая!

— Полоснул бы тебе по горлышку этой жестянкой, и валялась бы тут, пока кто-нибудь не наткнулся! — сурово сказал Никита. — Чего потащилась за ним? Сказал же, не суйся! Тоже мне героиня!

Сказано это было таким тоном, что Саша сразу понурилась и замолчала. Сейчас, когда адреналин пришел в норму, ей вовсе не хотелось казаться суперженщиной перед двумя мужиками, которые взирали на нее, похоже, с тем же брезгливым видом, что и на вонючие пожитки бомжей. Она осторожно покосилась на Никиту, затем на майора, но, к счастью, оба даже не смотрели в ее сторону.

— Смылся! — сердито сказал Миронов. — В окно вылез с другой стороны подъезда. Ищи-свищи теперь. Оно, конечно, не проблема, разыскать можно, если надо. Но особого смысла нет.

— А книга? — Саша сжала кулаки и подступила к майору. — В ней тоже смысла нет? Но она наша, фамильная. И ценная, кстати.

Миронов хмуро на нее глянул, дернул плечом и посмотрел на Никиту с явным осуждением, но переспрашивать, что за книга, не стал. Видно, Шмелев уже ввел полицейского в курс дела, иначе чем объяснить его присутствие? И все же было обидно, что ее не воспринимали серьезно. Вот если бы она скрутила и задержала старика, наверняка смотрели бы с уважением. Впрочем, с ее весом «пера» скрутить можно только кошку, да и та будет долго сопротивляться…

Никто из них не успел сказать ни слова. За стеной что-то треснуло, и с грохотом обвалилось. Барак покачнулся, но устоял. Кто-то громко вскрикнул, и следом раздался еще один удар — тупой, словно свалился мешок цемента. Шмелев и Миронов рванули к окну и быстро, один за другим, выскочили наружу. Саша поспешила за ними, раздумывая, броситься следом или остаться в подъезде. Тут она вспомнила о порванной юбке, ахнула и торопливо стянула края подола узлом. Передвигаться стало сложнее, но это лучше, чем сверкать голыми ногами перед мужиками! Но ведь сверкала же! В запале она не поняла, почему Миронов постоянно отводил взгляд, а Никита посматривал, но как-то странно, словно на больную…

Сравнение с больной ей не понравилось, поэтому она выглянула в окно, за которым кто-то визжал и мерзко ругался. Никита и Миронов тащили под руки Соколова. Ноги бомжа загребали траву и мелкий мусор. Все трое были в грязи, известковой пыли и в старых репьях.

Она вышла из подъезда, когда Соколова уже усадили на трухлявую скамью возле заросшей травой песочницы. Дед в порванном в клочья пиджаке, с разбитым в кровь лицом что-то вяло канючил, мотал головой и лепетал об инвалидности, чахотке и прочих недугах. Заметив Сашу, он злобно глянул на нее из-под лохматых бровей и замолчал.