это место лучше? – Я отстраняюсь от Аполлона и, пошатываясь, возвращаюсь к лестнице. – Музыка, – говорю я и, опустившись на одну из нижних ступенек, принимаюсь гладить разбитое лицо статуи.

– Музыка? – повторяет парень.

– Ну да, например, во время боев. – Я поднимаю кулаки, делая вид, что боксирую, а потом начинаю напевать.

Мы официально достигли отчаянных времен, и, к сожалению, единственная песня, которая приходит мне на ум, это покорившая всех несколько лет назад песня Карди Би.

Продолжая сидеть рядом с разбитой головой статуи и боксируя с тенью, я начинаю напевать про мокрые киски и задницы. Аполлон и другая Адская гончая смотрят на меня как на сумасшедшую.

Ну да, я сошла с ума, признаю это.

– Она пьянее, чем я думал, – наконец говорит мужчина. – Уведи ее отсюда.

– Наконец до тебя дошло, – отвечает Аполлон и, подойдя к лестнице, протягивает мне руки.

Я прекращаю бой с тенью и вкладываю свои руки в его, позволяя ему поднять меня на ноги. Пока он провожает меня к выходу, я не перестаю петь и останавливаюсь, лишь когда гигантские двери «Олимпа» захлопываются за нами.

– Спасибо, – шепчу я.

– Кора…

– Мне бы очень хотелось поцеловать тебя прямо сейчас по-настоящему, – говорю я, поворачиваясь к нему лицом.

– Мне бы тоже этого хотелось, – отвечает Аполлон со страданием на лице.

– Слушай, насчет записки, – говорю я, слегка прокашлявшись. – Тэм рассказала мне о ней, но…

– Сейчас у нас на это нет времени, – бормочет Аполлон, переведя взгляд на землю. – Я написал это от отчаяния через неделю после того, как ты пропала.

– Значит, твои чувства изменились? – морщусь я и отхожу назад.

Аполлон следует за мной, а затем оглядывается через плечо. Нынче каждая секунда на счету, и, похоже, мы их теряем. К подъездной дорожке едет машина, освещая фарами темноту.

Аполлон достает из-за пояса мой пистолет и протягивает мне, но я тоже прячу его, не зная, что делать дальше.

– Ты должна идти, – говорит он. – Держись скалы, пока не найдешь Тэм.

Я киваю, чувствуя, как учащается мое сердцебиение. Ноги не хотят идти вперед, но я заставляю себя двигаться.

Только вот я не успеваю сделать и шага, как Аполлон хватает меня за запястье.

– Мои чувства не изменились, – хрипло шепчет он.

– Хорошо, – отвечаю я, ощущая, как мои глаза загораются счастьем. Затем я вырываю руку и бегу.

Глава 17. Святой

Вскочив на ноги после внезапного пробуждения, я кричу от того, что боль пронзает все мое тело. Комната перед глазами начинает медленно вращаться и белеть, а боль утихает, лишь когда я снова сажусь на кровать.

Только сейчас я замечаю, что мое туловище обмотано бинтами.

– Тише, – слышу я голос Антонио, когда прикасаюсь к белым лоскутам.

Мужчина сидит в кресле рядом с моей кроватью, на его коленях лежит сложенная газета, а посередине воротника рубашки висят очки.

– Ты нас напугал.

Я облизываю губы, чувствуя, как болит пересохшее горло, и медленно ложусь обратно на кровать, вглядываясь в потолок.

– Мы у тебя в ресторане?

– Да.

– Где Элора?

Элора и Никс – это две стороны одной медали, но сейчас мне нужна не тьма, а свет. Ее настоящая сущность. Ее настоящее имя. Обычно я так не называю ее при других, но сейчас имя просто вырвалось из моего рта, как признак того, что я еще не до конца пришел в себя.

– Никс наконец-то уснула, – говорит Антонио, кивая самому себе.

– Что случилось? – Поднявшись с кресла, мужчина откупоривает бутылку с водой и протягивает ее мне. – Пей, только медленно. – Он помогает мне сесть, и я осторожно делаю несколько глотков.

Вода действует как бальзам для моего горла, но я не успеваю выпить и половину, как он выхватывает бутылку у меня из рук и возвращает ее на прикроватный столик.

– Что ты помнишь? – в конце концов спрашивает он.

Закрыв глаза, я вспоминаю последние… не знаю, как давно это произошло, но с того момента моя жизнь превратилась в кошмар.

– Титаны схватили меня в Саут-Фолсе, – говорю я, собравшись с силами. – Когда я следил за машиной Адских гончих. В ней был Вульф, и я пытался поговорить с ним.

– Эти ребята запутались, – хмыкает Антонио.

– Вообще-то, они в ловушке. Есть разница.

Причем большая разница.

Я отказываюсь верить, что этих парней нельзя спасти. Конечно, такие люди, как Кронос и Цербер, потеряны навсегда, но мы…

– Они отвезли меня в ту дурацкую часовню за городом, которая расположена рядом с водохранилищем на западной стороне.

– И избивали тебя, – дополняет Антонио. – Причем долго. Чего они хотели?

– Не знаю. Кронос спрашивал меня о Джейсе. Иногда о чем-то еще, но в основном…

– Значит, он думает, что итог войны предрешен? – фыркает Антонио.

– Что? – переспрашиваю я, уставившись на мужчину.

– Он не возился бы с тобой и не расспрашивал лишь о Джейсе, если бы беспокоился об Адских гончих. Но, видимо, они не вызывают у него никакого беспокойства. По крайней мере, не настолько, чтобы попытаться выудить у тебя, что ты знаешь о Вульфе или Аполлоне, – говорит Антонио и, нервно ерзая на стуле, переводит взгляд на свои колени, где лежит газета. – Это просто мысли вслух.

– Нет. – Я свешиваю ноги с кровати. – Думаю, ты прав.

По большому счету ни я, ни Джейс, ни Никс с Артемидой не должны быть для него чем-то существенным. Но он был слишком заинтересован Джейсом.

– Как я выбрался? – спрашиваю я его.

– Никс спланировала полномасштабную операцию, чтобы вернуть тебя, – усмехается Антонио. – Они даже вернули Кору из той норы, в которой ее спрятали.

После того как Титаны напали на клуб Адских гончих, все ушли в подполье. Связь посредством телефонов стала небезопасной, о чем мы узнали на собственном горьком опыте, когда поняли, что через них за нами следят. Шериф пытался задержать любого, кто мог бы стать зачинщиком неприятностей, и даже мне пришлось провести ночь в тюрьме, но, к сожалению, время моего заточения не совпало со временем Вульфа и Аполлона.

Пока мы пытались свыкнуться с новыми законами Стерлинг Фолса, я продолжал работать в своем тату-салоне. Сидеть в кресле и создавать рисунки на коже усталых, изможденных людей казалось бессмысленным делом, но иногда в мой салон забредали туристы, которые еще не поняли, что из города лучше сваливать. Порой заходили Адские гончие или Титаны низших звеньев, которые просили меня о черепах и прочем дерьме, якобы способном доказать их значимость в банде и свою преданность ей. Доход, который я получал от тату-салона, оказался не лишним, и с