Клод решил, что нужно срочно заработать гораздо больше, чтобы определить малыша в глазную клинику на операцию, если она понадобится.

Персонал отделения, посвященный благодаря всем телеканалам в обстоятельства болезни Фредди, на все лады склонявшим эту трагедию, сбился в кучку, и жалостливо смотрели вслед малышу, который едва выжил.

На улице в лицо словно ударило горячей волной – жара при сильном ветре будто противостояла движению. Клод прижал личико ребенка к груди. И мальчик вдруг заплакал так горько, без всхлипываний. Рубашка Клода быстро стала очень мокрой – откуда только столько воды в такой крохе? И тут Клод понял, что сынишка чувствует: его мать мертва, что его первые месяцы прошли незамеченными для тех, кто его породил. И что теперь?

Клод поторопился уложить захлебывающегося в слезах пацаненка на заднее сиденье и заехал в магазин за игрушками и памперсами, за новыми одежками. Когда он с Фредди на руках вошел в бутик, посмотреть высыпал весь персонал – все же есть плюсы в том, что стал персонажем светской хроники. Все руки тянулись к Фредди, который в ответ только и делал, что жался к папиной широкой груди.

Девушка продавец от себя подарила мальчику машинку, которую ему еще рано было использовать в играх.

Клоду было так приятно выбирать курточки, шапочки и башмочки своей кровиночке. Почему он не делал этого раньше? Он так ненавидел Жиз, что переносил это на малыша? Или просто считал покупки для детей не мужским делом.

Сколько удовольствий в жизни! И о некоторых Клод даже не подозревал до этого дня. Может, и не надо ему никакой жены? Мать Клода поможет вырастить Фредди.

Зазвенел в кармане телефон, чтобы его достать, пришлось посадить кроху на стул. Но он туту же крепко уцепился за полу рубашки отца, словно боясь разъединить впервые обозначившуюся связь с кем-то.

Комиссар сообщил, что Жиз разрешили похоронить. Пришлось заехать в похоронное бюро и оплатить услуги. Все готовы были сделать в бюро за него. Но Клод, заплатив, дал сотрудникам телефон родителей Жиз.

Малыша в эту контору Клод не понес – слишком близко сынишка не так давно подошел к тому, чтобы оказаться в одном из этих резных маленьких гробиков, выставленных на витрине. Ему страшно стало даже представить такое. Клоду так неловко было забирать Жиз из морга на следующий день. Он старался не смотреть ей в лицо умершей и на похоронах. Да, ее он не убивал, но ведь и не жалел о ней совсем.

Он отказался от речи в церкви перед ее гробом. Просто стоял и выслушивал соболезнования с каменным лицом. И все пытался вспомнить, был ли такой момент, когда он любил ее. Или она его? Но, события последних дней брака окончательно перечеркнули добрые воспоминания.

Клод всегда чувствовал использованным и изнасилованным злобной самкой. Но не будешь же об этом говорить всем и каждому! О мертвых, как водится, или хорошо – или никак.

Но, скрепя сердцем, отец наклонил сынишку над гробом матери. И он даже с некоторым недоверием и страхом потрогал ручонкой щеку большой куклы в огромной коробочке, как воспринял мальчик происходящее по аналогии со вчерашним посещением магазина игрушек. Прямо перед тем, как гроб заколотили, малыш заплакал.

Небольшое кладбище среди эвкалиптовой рощи недолго пестрело увядающими цветами. Они выгорали на глазах.

Хотелось, чтобы все это скорее закончилось, и можно было отправиться в ресторан. Но тут пьяная теща, стоявшая рядом у гроба, только Клоду выдохнула в лицо:

– Она тебя ненавидела за то, что ты ее не любил.

– Я знаю, – вздохнул тяжело вдовец. – И я ее тоже ненавидел. И это чувство было не только взаимным, но и сильным. И одному из нас явно было не суждено дальше жить. Я рад, что сын остался со мной, а не с ней.

Теща промокнула глаза. Все еще стройная, она не побрела от могилы, а пошла решительно. А вот отца Жизель – Нормана – смерть его избалованной «папиной дочки» подкосила сильно. Он был пьян, накачан транквилизаторами и все равно рыдал в голос. От холмика его оттаскивали. Клода он даже не заметил.

Родню через час после поминок ждал нотариус, у которого надо было прояснить про наследование. Наконец-то, родителям хоть что-то перепадет от призовых денег дочери. И то она про мать с пятнадцати лет не вспоминала, как-то сразу забылось. Мать Жиз – Саманта – и сама всегда только о мужиках и думала, гуляла напропалую. В свое время она сбежала из дому сразу с командой регбистов. И один из них женился, когда Саманта забеременела.

Клод на поминках снова промолчал. Да никому и не нужны были его воспоминания. Ребенок уснул на стульях в кабинете директора ресторана. И Клод едва не уехал без него – так устал за этот день.

Но родная мать Клода точно про внука не забыла. Она подняла его, придерживая за шейку сзади, и разбудила поцелуями. Фредди, лапочка, деточка – говорила она воркующим голосом. Малыш широко улыбался, уставившись осмысленным взглядом в глаза бабушке.

Умильные редкие волосики курчавились надо лбом так забавно! И сердце этой сдержанной и прежде холодноватой женщины омыло совершенно незнакомое чувство, но такое сильное, что все остальные померкли перед ним.

Клод, глядя на эту умильную картину, невольно подумал, что зря скрывал от матери действительное положение дел в их с Жиз семье.

Надо было давно отвезти малыша в Сидней, к бабушке и дедушке. Ах да, сквозь усталость подумал он, мальчонка-то был в заложниках у матери, она бы его не отпустила.

– Ну, в точности ты в детстве, – щебетала его чопорная обычно мама.

– Слава Богу – не в мать пошел, – пробурчал Клод.

Он оставил сынишку матери с отцом. Его папаша был сегодня усталым, пьяным и отрешенным от всего.

Клод поехал за вещами малыша, оставленными на съемной квартире. Как то неудобно все вышло – и трех дней в этой квартире не прожил, а за месяц заплатил. Зато сам процесс общения с дамой из риэлтерского агентства, по сути, спас его от тюрьмы, создав алиби. А это стоило куда дороже.

Вынимая крошечные комбинезончики, шапочки из фирменных пакетов, разбросанных по кровати, Клод думал о том, как решать проблему временного ухода за мальчиком на время командировки в Россию. И его мать обожает крошку, так что не страшно его снова оставлять без отцовского присмотра. Он не избалованный, плачет только по делу, когда без этого не обойтись. И вдруг страшная мысль пронзила Клода:

– Что если мальчик вырастет таким же монстром, как была Жиз? Ведь половина цепочки ДНК со стороны матери была не лучшей программой жизни малыша. Он всерьез забеспокоился и захотел выяснить – фатум ли это? Эта ДНК, на которую записан образ человека. И оба родителя, как с флешки, скинули в нового человечка программу жизни. Он может вырасти очень красивым и сексуальным, но жестоким и ненадежным….

– Надо почитать все об этом: гены, карма, судьба, подумал Клод, тщетно стараясь застегнуть сумку, в которую спихнул вещи. Раньше ничего из этого ряда его не интересовало.