Хан послал на правый фланг гонца, а сам нервно шагал близ шатра, грызя в нетерпении ногти.

От правого фланга снова отделился отряд — тысячи две всадников, не меньше, как навскидку определил хан, — и умчался в степь.

По спине пробежал холодок, в груди неровно стукнуло сердце. И неприятное предчувствие, как змея, заползло в душу. Еще идет бой, потери с обеих сторон велики, но фронт держится, стоит. Ордынцам есть что защищать.

Но и от предчувствия поражения никуда не деться.

Тут на взмыленной лошади гонец вернулся, припал к земле перед ханом.

— Не вели казнить за плохие известия, великий хан. Несколько мурз увели своих людей, покинули поле битвы. Говорят — мы будем защищать свои улусы сами.

Хана охватил гнев. Глупцы! Только все вместе они представляют собой силу, способную противостоять Тимуру. Если же его войска будут разрознены, армия эмира разобьет всех и даже не поперхнется, не остановит своей победной поступи.

Тохтамыш неожиданно выхватил саблю и рубанул подушку, вымещая нахлынувшую злость.

Гонец, боясь поднять глаза, в ожидании удара саблей втянул голову в плечи.

— Скачи назад, передай всем — держаться из последних сил. А с теми, кто самовольно покинул поле боя, бросив в беде соплеменников, я разберусь позже. Не сносить им головы, клянусь именем пророка!

Гонец ускакал, а хан, напрягая все свои умственные способности, лихорадочно искал выход. Что делать? Пойти на еще одну перегруппировку? Нет, сейчас, когда фронт и так ослаблен бегством подлых трусов, войска снять невозможно. Резервов нет.

Кинуться в бой и с честью сложить голову? Ну нет, не дождется Тимур! Тохтамыш уже не раз был бит в бою Тимуром — и что? Вновь собирал войско, продолжал властвовать в Орде.

Славы, естественно, поражения не принесли, но польза от них какая-то была. Изменников и предателей выявил и казнил. Жаль только — не всех, до Идигея руки пока не дотянулись.

Стало быть, выход один: драться до конца, а потом уходить, спасаться самому и уводить с собой воинов, наиболее преданных беков и мурз. И в первую очередь — Ярык-оглана. Он из Крыма, и в крайнем случае у него на какое-то время можно будет укрыться, переждать беспокойное время. Если Тимур одержит верх, то надолго на землях Орды он не задержится — поставит своих людей в городах, центрах улусов и уйдет. У него своих проблем хватает в Чагатайском улусе, с Персией тоже или с османами. Баязет давно спит и видит, как бы с Тимуром сразиться, да каганат его под себя подмять. Нет, уйдет Тимур, не будет он долго на ордынских землях бесчинствовать. Значит, переждать это смутное время надо, сторонникам сообщить, войска подготовить, дождаться удобного момента, когда Тимур будет войной с соседями связан, и взять власть в Орде в свои руки. Вопрос — во времени. Ну, потеряет он год-два, так и в Крымском улусе можно припеваючи жить или вовсе у Витовта. К тому же Великого князя Литовского можно уговорить дать войска и объединенными силами на Тимура двинуться. Тогда и выжидать долго не придется. Не все потеряно, Тимурленг, не все!

Решив так, хан уселся и продолжил наблюдать за боем, но уже не было в его взгляде того жадного интереса, который обуревал его утром.

Вот на левом фланге фронт дрогнул и начал понемногу пятиться назад, потом стал прогибаться в центр. Победителя уже можно было предсказать.

Хан подозвал гонца.

— Пусть ко мне явится Ярык-оглан!

— Слушаюсь и повинуюсь, великий хан!

Гонец ускакал и вернулся вдвоем с беком. Ярык-оглан был разгорячен схваткой, одежда его забрызгана кровью, кольчуга на плече слева рассечена.

— Оставьте нас! — обратился хан к сигнальщикам, слугам и телохранителям. — Всем отойти на тридцать шагов!

Дождавшись, пока слуги отойдут, он спросил бека в лоб:

— Как думаешь, удержимся?

— Прости, хан, нет. Тимур ввел в бой свежие силы, а мои воины уже изнемогают.

— Я так и думал. Благодарю за честный ответ. О том, что сейчас услышишь, никому ни слова. Я думаю, битва проиграна. Тимур и на этот раз одолел. Но надо зализать раны, вновь собрать войска, и в этом мне поможешь ты! На кого мне опереться, как не на родственника? Выводи из боя свой тумен, уходим!

— А остальные?

— Считай, что ты вокруг видишь уже трупы. Они пусть пока сражаются, сдерживают Тимура, а мы уйдем. Потом возродимся вновь — Орда не может погибнуть!

— Ты мудр, о великий хан! Когда будем уходить?

— Прямо сейчас. Ты забираешь своих воинов, и, когда будешь следовать мимо моей ставки, я присоединюсь.

— Якши!

Ярык-оглан вскочил в седло и умчался.

Теперь армию Тохтамыша от поражения отделяли уже не часы, а минуты. Бек Ярык уведет своих людей, и фронт ослабнет. К тому же спешный отъезд Тохтамыша не останется незамеченным. Присутствие хана, его знамени — это символ, это то, что придает воинам силу и побуждает сражаться. Покинет хан поле боя — и исчезнет тот стержень, который держит армию. Фактически хан бросил свою армию на истребление Тимуру. А будь у него резерв — ну хотя бы тумен или два — исход боя мог быть совсем другим.

Хан сидел и смотрел, как ордынцы под напором гулямов Тимура медленно отступают назад. Горечь охватила его сердце. Огромная армия Орды еще яростно сражалась, но уже была обречена.

От ордынцев отделился большой отряд воинов и поскакал к шатру хана. Он различил бунчук Ярык-оглана. Пора, пора!

Хан встал, приказал подать коня, вскочил в седло и, как только Ярык-оглан приблизился, подскакал к нему. Его телохранители без приказа последовали за ним. Хан успел окинуть взором людей бека. Как опытный пастух может с одного взгляда почти безошибочно определить, сколько коней в табуне, так и хан прикинул — около пятнадцати тысяч.

Мчались быстро. Мимо промелькнули обозы с продовольствием, припасами. Обозники, видя Тохтамыша и Ярык-оглана покидающими поле боя, сразу поняли — армия потерпела поражение, и надо спасаться самим. В панике они рубили постромки лошадей, прыгали им на спины и пытались догнать быстро удаляющийся отряд.

К хану присоединился отряд боевого охранения, прикрывавший тылы. По мере удаления от поля боя отряд хана рос за счет присоединяющихся разрозненных групп воинов и одиночных всадников.

Бек и хан скакали рядом бок о бок. Ярык-оглан, пытаясь перекрыть голосом топот копыт за спиной, прокричал:

— Хан! Надо идти в Маджары. Город уже недалеко, укроемся за его стенами. Вечер скоро!

Хан кивнул.

Бек поднял левую руку и повернул коня влево. Отряд послушно последовал за ними.

Еще немного, каких-то три фарсанга — и впереди показались крепостные стены небольшого степного городка.

Их заметили издалека. На стенах забегали часовые, но когда всадники приблизились, то часовые, разглядев бунчуки Тохтамыша и Ярык-оглана, распахнули ворота.