десяток.

– Возвращаясь к тому, о чем я тебя спрашивал раньше: как ты думаешь, помимо употребления наркотиков, они могли совершить еще какие-то серьезные преступления? Может быть, сексуального характера?

– Не знаю, Маурицио. Мелис определенно харизматичный мужик, наделенный сильным даром убеждения. Наверняка он спит со всеми последовательницами, которые ему нравятся, но что касается насилия… не знаю.

– И девушка попала в этот ближайший круг? – спросила Ева.

– Кажется, так. Примерно на четыре-пять месяцев.

– Бедняжка… Как давно ее ищут? – спросила Мара.

– На самом деле недолго. Прошло около четырех дней. Дело в том, что этот ублюдок тоже пропал. Эти два события могут быть связаны, верно?

– Конечно могут. Если тебе интересно мое мнение, Мелис должен быть где-то на острове в паломничестве со своей небольшой группой неоязычников. Вероятно, Долорес с ними и по какой-то причине не хотела говорить об этом родителям.

– У нее действительно был конфликт с матерью. Девушка с непростым характером и постоянно употребляет наркотики, – отметила Паола Эрриу.

– Это подтверждает ее присоединение к неонурагистам. Транс, о котором говорит Мелис, определенно не может быть достигнут с помощью ромашкового чая.

Полицейские улыбнулись шутке Баррали.

– Надеюсь, все так, как ты говоришь, потому что у меня плохое предчувствие насчет всего этого… Вы, ребята, работаете над ритуальными убийствами? – спросил Ниедду своих коллег, меняя тему.

– Мы оцениваем, достаточно ли элементов для возобновления расследования, – сказала Раис. – Пока слишком рано говорить.

– Я был на том месте в восемьдесят шестом. Нас позвали для консультации. Отвратительное дело. Только подумай: мне иногда все это снится в кошмарах…

– Значит, нас двое, – сказал Баррали, вставая, опираясь на трость. – Если тебе будет нужно что-то еще…

– Я не постесняюсь и тебя побеспокою, – сказал Маурицио, протягивая ему руку. – Все равно я знаю, что ты жить без дела не можешь.

Морено попытался сжать его руку как можно сильнее, но Ниедду казалось, что он держит руку ребенка.

– Держи меня в курсе событий по Долорес, пожалуйста, – попросил Баррали.

– Можешь рассчитывать. Еще раз спасибо за материал и за то, что заглянул. До скорого.

– Кто знает, увидимся ли…

– Перестань, Морено, ты же из стали сделан!

– Клянусь, этот тип прилипнет к нам, как cardanca, пока мы не раскроем за него эти дела, – иронически сказала Раис, прощаясь с комиссаром. – Прости, Кроче; это значит «как клещ».

– Здрасьте, приехали: не уважает даже стариков, – пожаловался Ниедду.

Когда Баррали повернулся, чтобы пожать руку Паолы Эрриу, Ева заметила, что глаза Ниедду затуманены слезами.

– Будьте с ним рядом, – почти прошептал он, сжимая ее руку.

– Конечно, – ответила Ева.

Прежде чем выйти из кабинета, Кроче взяла одну из фотографий Долорес Мурджа, сложила ее и сунула в карман; она не могла выразить это словами, но у нее было глубокое чувство, что их пути с пропавшей девушкой снова пересекутся.

Глава 33

Проспект Виктора Эммануила II,Кальяри

Мара повела ее выпить в «Старую площадь», паб в идеальном ирландском стиле, который стал новым центром ночной жизни Кальяри с тех пор, как мэр сделал улицу пешеходной, как рассказала Раис. Место было заполнено молодежью, многие собирались посмотреть футбольный матч на телевизионных экранах. Воздух был густым от алкогольного выхлопа и дымного запаха жареного мяса, которым славилась «Старая площадь». На заднем плане играл блюз «Яркие огни» Гэри Кларка-младшего[82].

– Здесь слишком многолюдно, давай спустимся вниз, – сказала Раис, повысив голос, чтобы ее было слышно.

Они прошли мимо пивной и проскользнули по каменным ступеням.

– Ого, мы как будто в церкви… – сказала Ева, любуясь крестовыми сводами. Тут атмосфера была намного спокойнее, почти приглушенной. Это было похоже на клуб внутри клуба.

– Стены тринадцатого века, – сказала Раис, ведя ее к столу в конце комнаты, окутанному исключительной аурой. – Это место было частью древнего монастыря Сан-Франческо-ди-Стампаче. Красиво, да?

– Да. Как путешествие во времени.

– Это чувство ты будешь часто испытывать здесь… Пива?

– Да будет пиво.

– Тебе нравится «Гиннесс»?

Ева подняла бровь.

– «Гиннесс»? Я наполовину ирландка, Раис. Конечно нравится, но тебе?.. Я думала, ты пьешь только «Ихнусу»[83].

– Стереотипы, все это стереотипы… – сказала Мара, качая головой.

– Забудь. Просто я все еще в долгу перед тобой за шутку о цвете моего лица.

– Кстати, я заказала тебе на завтра солнечные ванны…

– Да пошла ты, – сказала Ева, улыбаясь.

Через несколько минут официант принес две пинты темного ирландского пива и картофель фри.

Расслабившись, полицейские чокнулись.

– Мы сегодня немало намотали, да? – сказала Кроче.

– И это еще ничего. Думаю, придется ноги стереть, учитывая, что нам еще работать над старыми материалами.

– Боже мой… Значит, мне придется мириться со всем этим нытьем на сардском, которое ты слушаешь?

– Я тебе обещаю: если ты еще раз назовешь это нытьем, арестую. Это же поэзия чистой воды.

– Ну, если ты настаиваешь…

– Настоящее нытье – эти ваши песнопения с арфой, волынкой, флейтой и скрипкой; от них всего за несколько секунд можно покончить жизнь самоубийством.

Ева потрогала свой пирсинг средним пальцем, и ее коллега улыбнулась в ответ.

Несколько секунд они пили молча, наблюдая за посетителями в зале, не чувствуя необходимости разговаривать друг с другом. Это было не смущенное молчание, а молчание двух людей, которые начинают понимать друг друга и выражать свои мысли даже взглядом. Навык, который им нужно было развивать и оттачивать, чтобы работать в паре.

– Ну и что ты думаешь? – в итоге спросила Раис.

– Ты говоришь о Морено?

– Нет, о Папе Римском, – кисло возразила Мара.

Ева сделала вид, что не услышала, и спросила ее:

– Знаешь, что такое когнитивное искажение?

– Болезнь?

– Нет-нет… Это своего рода предвзятость оценки, вызванная предубеждением.

– Что-то типа туннельного мышления?[84]

Кроче кивнула, все более и более убеждаясь, что Раис гораздо умнее, чем казалась; этот ворчливый вид, диалект и шутки были словно позой, маской, чтобы скрыть дьявольскую ясность ума и заставить собеседника ослабить бдительность, дав себе стратегическое преимущество.

– Именно. Это убеждение – чаще всего не абсолютное, – выработанное на основе не слишком объективной интерпретации имеющихся у тебя свидетельств, которое поэтому вызывает своего рода искажение реальности, изначально неправильное суждение, потому что оно выработано на основе туннельного мышления. Понимаешь, к чему я?

– Конечно. Морено начал рассматривать механику убийства априори как ритуал, и это обусловило все последующие рассуждения… У меня тоже было такое, а это очень часто случается с детективами. Но то, что он говорит, имеет смысл.

– Это правда. Но даже тезисы о том, что Джим Моррисон все еще жив и инсценировал свою смерть или что американцы никогда не были на Луне, если к