– А где? – вырвалось у меня раньше, чем я успела сообразить.

– Кать, ты ревнуешь что ли? – он взял меня за руку, – в кофейне "Али-баба" у её дома. Знаешь, где это?

Кофейню я эту знала, там вкусный кофе готовят. Там мы с Галиной после парикмахерской сидели, болтали.

– Миш, возьми меня с собой, а?

– Ты настолько мне не доверяешь?

– Не тебе. Я не доверяю своей однокласснице Галине. Ты её знаешь, как Элину.

– Что? – он смотрел недоверчиво, – погоди, Кать, ты её знаешь что ли? Элина твоя одноклассница?

Я молча кивнула, всматриваясь в его лицо. Сейчас я сама себе напоминала Галину-Элину на их, совместных с Михаилом, фото. Представив то, как смешно я выгляжу со стороны, уговаривая его взять меня с собой, я вздохнула и сказала:

– Ладно, Миш, наверное, ты… – договорить мне не дали.

– Кать, не хотела вам мешать, но ты мне срочно нужна! – в гостиную вошла Людмила, – Михаил, извини! На-ка вот пока водички нашей колодезной попей, а мы быстро.

Она сунула ему бутылку воды.

Людмила меня схватила за локоть и вытащила из гостиной на улицу.

– Да что у тебя стряслось то, Люда? – семенила я за ней.

– Кать, я всё слышала. Он вот сейчас посидит, водички правильной выпьет. Обдумывает сказанное тобой про Элину его, и сам захочет тебя взять с собой. А если бы я тебя сейчас не вытащила из комнаты, ты бы такого наговорила! Ты же у нас гордая! В мужика вцепиться – это ж не про тебя! Будешь потом в подушку выть и по ночам с Иваном лесником встречаться.

– Что? Откуда ты… Да не вою я в подушку по ночам!

– Это пока не воешь. А вот как потеряешь его, – Людмила кивнула в сторону дома, намекая на Михаила, – да осознаешь это, вот тогда и начнёшь выть. А Иван – это так, для тела только. А вот душа твоя отогреется только рядом с таким же, покалеченным и одиноким, как ты сама.

– А знаешь, Кать, я думаю, ты права. Поехали вместе в город. Не хочу, чтоб ты тут сидела и думала чёрт знает что, – Михаил выехал из дома, на коленях у него лежала наполовину выпитая бутылка воды, – спасибо, Людмила за водичку. Да, колодезная вода ни с чем не сравнится.

– Миш, ты уверен?

– В чём? В том, что хочу, чтобы между нами недомолвок не было? Абсолютно! А ты?

– Правильно, Миш, Катерина у нас гордая и самостоятельная. Но это потому, что рядом с ней мужика нормального нет, – подбодрила его Людмила. Потом, повернувшись ко мне, сунула мне в руки вторую бутылку, – и ты вот попей водички колодезной, пока в город едешь, глядишь и ты поумнеешь.

Из деревни мы выезжали молча. Деревенские, завидев микроавтобус Михаила с ним за рулём, останавливались. Уже все знали, что он на инвалидной коляске ездит, инвалид, а сам за рулём. Для деревни это было в новинку.

Машину Михаил вёл уверенно. Стиль вождения у него был спокойный. Он не подрезал и не гнал, как сумасшедший.

– Кать, скажи, а Людмила, она у вас гадалка, что ли?

– Скорей уж, предсказательница. Она будущее видит, к ней вся деревня обращается. В основном, женская часть, конечно, – пояснила я, – а ты почему спрашиваешь?

– Да вот и Петрович ваш вскользь её упоминал. И женщины в цеху тоже. Есть там одна, очень уж остра на язык, всё про тебя у меня выспрашивала. Так её свои же осадили, сказав что-то вроде "вот пожалуется Катерина на тебя Людмиле".

– Шурка, наверное, опять. Ох, и любопытная особа! – усмехнулась я, – ей лишь бы нос в чужие дела совать.

– Ты тоже обращалась к Людмиле? – он кинул быстрый взгляд на меня.

– Нет, мне она до недавнего времени не говорила ничего. Она считает, что изменить ничего нельзя. Видно, знала про моих детей, вот и не говорила, – я судорожно вздохнула. Вспомнив про бутылку с водой, открыла и сделала большой глоток.

– Ты сказала, что она "до недавнего времени не говорила". А про меня она говорила?

Вот ведь, внимательный какой слушатель, однако!

– Говорила, – неохотно ответила я и отвернулась к боковому окну.

– И что она говорила?

Отвечать я не торопилась. Вот как человек отреагирует?

– Кать, посмотри на меня, пожалуйста! – попросил он тихо.

– Говорила, что золото встречу. Говорила, что ты мой мужчина. Говорила, что близнецы у нас будут, рыжие.

Я осталась сидеть, глядя в окно. Всё это и проговорила туда же, в окно. И вдруг я поняла, что он сбросил скорость и съезжает на обочину. Я удивлённо повернулась к нему.

– Миш, что случилось? Тебе плохо?

Он ответил только когда, остановился. Отстегнул ремень безопасности у себя и у меня. Откатился от руля назад. И, нажав какую-то кнопку на моём кресле, развернул меня к себе. Одним рывком перетащил меня к себе на колени и начал целовать, покрывая поцелуями моё лицо.

– Катя, девочка моя любимая. Счастье моё. Никому не отдам, слышишь? – обнял так, что я еле дышала.

– Миш, задушишь сейчас, – выговорила я это куда-то в его плечо.

Он ослабил объятия, но не отпустил. Уткнулся мне в макушку и чмокнул.

– Господи, Кать, – рассмеялся он тихонько, – поверить не могу, что всё это будет.

– А с чего это ты вот так, сразу, поверил всему? – хмыкнула я.

– Может, потому, что сам именно этого хочу больше всего на свете?

– Миш, ну вот зачем я тебе такая?

– Какая “такая”, Кать?

– Уже не первой свежести, с проблемами своими. Я же до сих пор не могу ни в комнату детей зайти, ни на квартиру к ним съездить. Они мне во снах снятся счастливые, красивые. Говорят со мной. А я потом просыпаюсь и с кровати встать не могу, потому что не для кого.

– Кать, да я, как на свадьбе Антона и Анюты тебя увидел, так и понял, что влюбился. Когда мне отец про такое рассказывал, я не верил, что ТАК бывает. Да я же после нашего с тобой секса у тебя на кухне, потом всю ночь уснуть не мог. Лежал, в потолок пялился и улыбался, как девственник, только что лишившийся девственности. Кать, я же понимаю, что тебя разница в возрасте пугала всегда. А теперь вот я ещё и калека безногий. Так что это уж скорее тебе надо отвечать на вопрос: зачем я тебе такой?

– Миш, я ведь, только когда ты рядом, могу дышать. У меня же дыра в груди. На работе специально себя нагружаю, чтоб не думать о детях. На людях быть не могу. Всё время мысль в голове сидит, вот Шурка, как жила, так и живёт, а деток моих нет. И я не желаю этой Шурке смерти, просто поделать ничего с собой не могу. А с тобой рядом я понимаю, что жизнь продолжается. На тебя смотрю и понимаю, что тебе тоже нелегко. Ты не подумай, это не жалость, нет! Скорей уж стимул дальше жить.

Он опять стиснул меня так, что я задохнулась.

– Спасибо тебе, девочка моя. Никому не отдам. Ни на минуту больше тебя не оставлю! Какой же я дурак был, что Антоху тогда не послушал.