Она расстроенно кивнула.

— Говорила я ему, скандалила, плакала. Все без толку. Себя подставил, бог с ним, да ведь и меня заденет, хорошо, коли краем.

— Разводитесь, пока не поздно, — подзадорила я.

— Поздно. В одной могиле лежать будем, если останется, чему лежать.

Мрачноватый взгляд на жизнь. Самое время поговорить об ограблении.

— Где вы были в понедельник вечером?

— У меня есть алиби, — гордо сообщила она. — Я встречалась со своими друзьями-одноклассниками.

— Где?

— На окраине Заводского района, в спортивном зале. У нас традиция, почти новогодняя, там собираться. На тренажерах качаемся, общаемся. Ни выпивки, ни драк. Славная атмосфера.

— Когда вы туда отправились?

— К шести вечера.

— Сколько вас всего было?

— Человек двенадцать.

— Назовите телефоны хотя бы трех бывших одноклассников.

— Пожалуйста, хоть все. Вам нужны свидетели?

— Угу.

Следующие десять минут я была занята переговорами с друзьями Аллы Валерьевны. Большинство из них были мужского пола, обладали приятным баритоном и непоколебимой уверенностью в том, что Алла Валерьевна время с шести до десяти вечера провела в их обществе. Я и не рассчитывала услышать иное, но из настырности дозвонилась до всех ее невезучих знакомых, у кого имелись телефон и желание ответить на мои вопросы, остальных я аккуратно переписала в записную книжку.

Пока я трудилась в поте лица, Виктор кокетничал. Начал он с благодарности, мол, при существующих подозрениях помочь Олеговой семье с похоронами — подвиг, достойный высокой гражданской оценки. Получив одобрение, восхищение и трепетное внимание Аллы Валерьевны, он коварно перешел от ее прикида и чуткой души к заявлению: Олег — не вор. Никогда им не был и не будет (что сомнений не вызывает). И пока он, то бишь Виктор, жив и, тьфу-тьфу, здоров, не поздоровится всем хулителям и недоброжелателям. Он отбелит имя друга. Это справедливо? «Да», — лепетала жена. Да будет так! И заново по тому же сценарию, почти идентичным текстом.

Алла Валерьевна снова меня поразила. Вместо того чтобы уснуть и согласно всхрапывать лишь в самых патетических местах, она с бодрым видом одобрительно поддакивала впопад и невпопад, но резво и искренне. Еще одна жертва обаяния. Я разозлилась. Или приревновала? Сейчас и тебе испорчу настроение.

— В пору вашей молодости, Алла Валерьевна, люди были честнее. Кстати, для протокола, сколько вам лет?

Наши взгляды скрестились. Я с опозданием поняла, что из-за моей неосторожности у меня только что появился смертельный враг. Если я проведу со Штирлицем еще несколько дней, к концу этого срока у меня уедет крыша, не спеша, черепицею шурша.

— Сорок шесть, — голос звучал безжизненно и сухо.

Странно, она осталась сидеть, а не хлопнула дверью, послав меня на три буковки. Я сочла необходимым продолжить прерванный допрос.

— Когда вы вернулись домой?

— В половине одиннадцатого.

— Кто может подтвердить ваши слова?

— Муж, — лаконично ответила Алла Валерьевна. Если я ей так противна, почему же она не уходит?

— И все?

— Сын.

— Он школьник?

— Да. Рано спать не ложится, телевизор смотрит. — Вспомнив сына, она оттаяла и перестала твердить в уме, какая я гадина. Я вздохнула с облегчением.

— Чем занимались потом?

— Муж утащил в казино. Немного продули. Невезучий вечер.

В ее голосе мелькнула горечь. Мне стало ее почти жалко. Вдруг она вскинула голову, проницательно глянула в мои глаза.

— Игоречек сказал мне, что Олег успел перед смертью поговорить с твоей подругой. Что он ей сообщил?

Самим интересно. Неужели она у мужа узнать не могла? Я изобразила на лице загадочную неприступность.

— Вам совершенно не обязательно это знать. Много мудрости — много печали.

— Он сказал, где документы?

— С чего вы взяли?

Мы помолчали. Алла Валерьевна начала неохотно прощаться:

— Столько дел… к мужу зайти… магазины…

После этих слов она быстренько выпроводила нас из мастерской и смылась.

Внизу нас терпеливо ждала ночная приемщица, дежурившая в ночь ограбления. Охранник тоже прибыл по вызову шефа, но, как нам объяснили, вышел покурить. Понятно, не выдержал, надоело мужику стоять без дела и нервничать. Хороший ты работник или плохой, никому не важно, раз кража совершена в твою смену. Неприятно оказаться в шкуре подозреваемого.

Приемщицу звали Верой Павловной, можно просто Вера. То ли из-за пшеничного цвета гладко зачесанных волос, то ли из-за мягкого теплого взгляда она напоминала мне сдобную булочку. Вера производила впечатление спокойного и основательного человека, всегда уверенного в своих словах, а иначе зачем их произносить. Действительно, зачем? Она избавила меня от необходимости вести допрос при «стеклянных барышнях», чем сразу завоевала мое расположение. Мне показалось, она тоже их недолюбливает.

Мы уединились в зале на первом этаже. Траурная черно-красно-золотая отделка стен и в тон ей обивка кресел, стоящих, как в театре, ровными рядами, наводили на мысли о бренности жизни, о ее суетности. Сомневаюсь, что те, кому приходится лежать в роскошном гробу на покрытом багряным ковром помосте, ощущают себя счастливее бомжиков в морге, чьи трупы дотошно изучают студенты-медики.

Вера подтвердила мою догадку о назначении такого огромного помещения. Преимущественно оно служило для особо торжественных отпеваний. Для таких случаев имелся штатный батюшка, орава певчих и даже органист. Органа я, сколько ни старалась, не разглядела. По моим скромным подсчетам, зал был способен вместить зараз человек триста. Думаю, во время службы большинство присутствующих мирно дремало под «Спи спокойно, дорогой друг». Приглушенный свет из тонированных окон и мягкие кресла очень к тому располагали. По крайней мере, меня сразу потянуло зевнуть. Отвратительная расслабляющая обстановка, совершенно не способствующая ведению следствия.

Мы побеседовали с Верой о том, о сем. Как выяснилось, работа ей нравилась. Платят хорошо, работать удобно: ночь дежуришь, двое суток дома, с маленькими детьми. Виктор сначала крепился, задавал невпопад вопросы, потом не выдержал и начал клевать носом. Сказалось постоянное напряжение двух последних дней. Вера успокоилась, ее чуть заметная скованность исчезла. Наверное, она принимала Виктора за моего начальника.

— Так во сколько Олег покинул «Последний путь» в понедельник? — спросила я как бы между прочим.

— В десять, — твердо ответила Вера, опустив на мгновение веки. Такая приятная женщина, и на тебе, пожалуйста. Врать тоже надо умеючи.

— Вера, полагаю, неприятности вам не нужны, если вы честно ответите на мои вопросы, мы с вами разойдемся по-хорошему.