лет так и не смог отойти от войны. Все эти тридцать с чем-то лет он, сугубо мирный человек, безвыходно находился в поле того самого перенапряжения, которое денно и нощно, как электрическое облако, ходило в его сознании, толкалось в нем и требовало, требовало, как высверка грозы, памяти и памяти, слова и слова.

И Орлов писал.

Писал о войне, о своих друзьях-товарищах, незабвенных фронтовых побратимах. Писал правдиво и выстрадано, без всяких там велеречивых суесловий и претенциозных изысков. Писал так, чтобы хоть на мгновение, хоть на самое малое чуть-чуть высветить и продолжить в своем слове жизнь тех, кто навсегда остался там, на поле боя. Писал так, как когда-то в своих фронтовых тетрадях:

Он ничьих не называл имен

Перед смертью, в душном медсанбате,

И не звал в атаку батальон,

Тщетно поднимаясь на кровати.

Адресов в планшете не нашли,

Слез никто не обронил под вечер,

Холмик рыжей, глинистой земли

Не спеша насыпали на плечи.

И ушли, а в небе тучка шла

И неслышно, будто мать над сыном,

Словно слезы, скорбна и светла,

Уронила крупные дождины.

Писал с той же сердечной достоверностью, но с еще большей взыскательностью и мастерством.

Писал, как любил.

Писал, как помнил, как благодарил.

Писал и был счастлив хотя бы тем одним, что все, о чем бы он ни писал — о войне, о Родине, о любви, о космосе, — было необходимо людям.

И вот перед нами его «Костры» — книга, которую во многом собрал и составил сам поэт. Все же остальное после его смерти завершила вдова поэта, Виолетта Степановна Орлова. И надо сердечно поблагодарить ее за то, что она очень бережно, с чувством сложившейся уже композиции новой книги, включила в нее уникальные, можно сказать, стихи из записных тетрадей поэта, написанные им в основном там, на передовой линии огня. И эти стихи придали новым стихам поэта какую-то особую глубину и дополнительную даль. Большой талант, правда и мастерство — вот что во всей многогранности явлено в этой, удивительной книге.

Всегда он сторонился шума и держался глубины. Не любил быть значительным и «поэтичным» с виду. В суждениях был всегда обстоятелен, строг, но не категоричен. Это выдавало в нем очень доброго человека. Мог радоваться радости других. Рядом с ним было всегда надежно. Он любил театр в театре, на сцене, но не в жизни. Поэзии на «публику» не доверял. И — уж в каком железе был! — сердцем не ожелезился: был очень похож на сельского учителя истории — за холмами, за шеломами Россию видел. И вдаль. И вширь. И в глубину. Таким я его знал, таким я его буду помнить.

ЮЛИЯ ДРУНИНА

Под сводами души твоей высокой…

1

Я в этот храм

Вступила ненароком —

Мне попросту

В дороге повезло.

Под сводами

Души твоей высокой

Торжественно мне было

И светло.

Над суетой,

Над бедами,

Сквозь годы —

Твой опаленный,

Твой прекрасный лик!

Но нерушимые

Качнулись своды

И рухнули

В один ничтожный миг…

2

Ты умер, как жил,—

На бегу, на лету,

С портфелем в руке,

С сигаретой во рту.

Наверно, в последнем

Секундном аду

Увидел себя

В сорок третьем году,

В пылающем танке,

В ревущем огне,

И, падая, понял:

Убит на войне…

3

Кто-то тихо шептал твое имя,

Кто-то выдохнул: «Значит, судьба…»

Холод лба под губами моими,

Смертный холод высокого лба.

Я не верю ни в черта, ни в бога,

Но о чуде молилась в тот час…

Что ж ты сделал, Сережа, Серега,

Самый добрый и смелый из нас?

Как ты дал себя смерти осилить,

До зимы далеко не дойдя?..

Провожала поэта Россия

Ледяными слезами дождя.

Осень шла в наступление люто,

Вот-вот бросит на кладбище снег.

От прощального грома салюта

Лишь не вздрогнул один человек…

4

Плечи гор плотно-плотно туман закутал —

Здесь бродил ты лишь год назад…

Хорошо, что тебя провожали салютом,—

Ты был прежде всего

Солдат.

Море хмуро, вода отливает сталью,

Тих рассеянный странный свет…

Хорошо, что у гроба стихи читали,—

Ты был прежде всего

Поэт.

Ах, как Времени быстро мелькают спицы,

Как безжалостно мчится век!..

Хорошо, что так много пришло проститься,

Ты был прежде всего

Человек.

5

Что же делать?

Чем дальше, тем горше.

Я смириться с бедой

Не могу.

Ты —

Внезапною судорогой в горле,

Ты —

Сверлящею болью в мозгу,

Ночь.

Костер нашей дружбы потушен.

Я одна

В темном лесе опять.

Для того лишь

Нашла твою душу,

Чтоб навеки

Ее потерять…

Без костра

В темном лесе мне страшно.

Вот-вот хлынет

Лавина огня.

Словно танка враждебного

Башня,

Притаившись, глядит на меня…

6

На Вологодщине

Есть улицы Орлова,

И говорят, что будет теплоход

«Сергей Орлов».

Звучит поэта слово…

Вот только в дверь мне

Он не звякнет скова

И, пряча в бороду улыбку,

Не войдет.

Уже не будем с ним

До хрипа спорить,

Читать стихи,

Глушить (не только!) чай…

Один лишь раз

Друзьям принес он горе —

Убил своим уходом

Невзначай…

7

Загрустив однажды почему-то,

«Есть ли дружба?» —

Ты меня спросил,

Эх, Сергей!

Когда б хоть на минуту

Выходили люди из могил!

Ты забыл бы

О любой обиде,

Ты б ничьей