К 1944-му вся продукция Голливуда была о войне. Мультяшные герои Багз Банни и Даффи Дак призывали граждан не транжирить драгоценный бензин, столь необходимый фронту. Такие кинозвезды, как Джимми Стюарт и Генри Фонда, воевали, другие с концертами ездили в войска. Кумиры публики катались по стране и распространяли облигации военного займа.

В мае 44-го кинозвезда и уроженка Миссури Джинджер Роджерс разъезжала по Среднему Западу, продавая эти облигации. Когда стало известно, что она заглянет в Элмвуд-Спрингс, город обезумел. По такому случаю мистер Уоррен с помощниками сколотили эстраду перед входом в кинотеатр.

В день приезда мисс Роджерс главная улица до предела была забита взволнованным народом со всей округи.

Кинозвезда появилась около трех часов дня, выглядела она в точности как на экране, только лучше. Толпа завопила, школьный оркестр заиграл «Ура Голливуду!». Мэр Тед Нордстрём гордо преподнес кинодиве ключ от города. После торжественной части на эстраду выбежали воспитанницы Дикси Кахилл, чтобы под мелодию «Чудесный денек, верно?» исполнить танцевальный номер, специально подготовленный в честь звездной гостьи.

Еще до выхода на сцену тринадцатилетняя Норма Дженкинс вся испереживалась, поскольку Джинджер Роджерс была ее самой любимой актрисой. Во время танца она подняла взгляд и, увидев своего кумира живьем, лишилась чувств. Взбешенная Дикси Кахилл утащила ее с эстрады.

– Бедняжка не выдержала этакой близости к величию, – сказала тетушка Элнер.

1945

Дорогие мама и папа,

Наверное, Мэрион написала вам о малышке. Теперь вы бабушка и дедушка, ваша внучка весит восемь фунтов семь унций и ростом двадцать два дюйма. Зовут ее Дена Катрина Нордстрём. Я – отец, представляете? Вы видели ее фото? Красавица! Я уверен, в 1965-м она станет «Мисс Америкой». Добавилась еще одна веская причина скорее покончить со здешней заварухой. Все женатые ребята, у кого есть дети, думают так же, это придает нам сил.

Р. S. На прошлой неделе погиб мой друг Бимис.

1945

Еще слышались разрозненные выстрелы, когда санитар подполз к убитому. Сдернув с него воинский медальон, он затолкал его солдату в рот и пополз дальше.

Работа грубая. Бывает, сломаешь мертвецу зуб или порвешь губу. Но иначе не разобраться, кто есть кто, когда вокруг столько трупов, разодранных в клочья. С поля боя убитых и раненых выносили в спешке, медальоны часто терялись, и тогда случались ошибки. А это самый верный способ, чтобы солдат прибыл домой по адресу. А то уж сколько раз бывало, что родичи получали чужого покойника.

Дай-то бог, чтоб парень добрался домой благополучно, подумал санитар. У него хорошее лицо. Наверное, он из хорошей семьи.

Город исправно соблюдал светомаскировку и даже создал пожарную дружину, хотя, по правде, никто не верил, что их могут бомбить. Войну видели в кинохронике, о ней читали в газетах, однако она была так далеко, что сюда ей не дотянуться.

Но потом воскресным утром 45-го пятнадцатилетний Мэкки Уоррен, служивший в «Вестерн Юнион», оседлает велосипед и доставит телеграмму, которая навеки изменит человеческие жизни. И почему же именно в воскресенье?

Когда он очнулся, было темно, снизу доносился громкий лязгающий перестук. Судя по тряске, он вроде бы куда-то ехал. Но где он? В госпитале? Или все еще на берегу?

Двадцатидвухлетний матрос первого класса Джин Лордор Нордстрём старался понять, что происходит. Последнее, что помнилось, – охваченный страхом, он бежит по берегу, а потом… ничего. И вот тут, ощутив медальон во рту, Джин понял, где он. Твою мать, он мертвый! Поезд везет его тело на родину.

Ну хоть что-то. Некоторые ребята навеки остались в чужих краях. Потом накатила паника: минутку! Ведь я женат. У меня дочка. Что с ней-то будет? О господи. Хватит ли семье моей военной страховки? Пришла мысль о Мэрион: любимая, я так мало побыл с тобой.

Через два дня поезд, скрежетнув колесами, остановился и мужской голос крикнул:

– Элмвуд-Спрингс!

По-прежнему было темно, но чуть погодя по составу загремели двери товарных вагонов. Джина охватило нетерпение: ну же, я здесь. Наконец подошли к его вагону. Железная дверь с лязгом отъехала, внутрь ворвался солнечный свет. Двое мужчин залезли в вагон и подошли к Джину.

– Этот, точно? – спросил один.

– Ну да, вон же бирка – Нордстрём, Элмвуд-Спрингс, Миссури, – сказал другой. – Только Эд велел его не трогать, пока не подойдут родные.

Один мужчина закурил. Ох, как вкусно пахнет табаком, подумал Джин. Затем послышались шаги и чей-то голос сказал:

– Давайте, ребята, выносите.

Джин почувствовал, как его поднимают, укладывают на что-то плоское и выносят на улицу. Скосив глаза, он увидел родителей и тетю Элнер. Накатила радость, хотелось гаркнуть: «Эй, привет!» – но родные, безмолвные и напряженные, просто шли рядом с тележкой, на которой его везли по платформе. «Ну скажите хоть что-нибудь! – думал Джин. – Это же я. Я вернулся». Но в ответ только шарканье шагов и скрип колес. Вдоль платформы стояли люди, молчаливые и неподвижные. Мужчины сняли шляпы, Хейзл Гуднайт зажала рукой рот; когда процессия с ней поравнялась, она погладила мать по плечу.

Похороны были с воинскими почестями. Когда солдат снял с гроба американский флаг и, свернув, передал Герте, Джин наполнился гордостью, но сразу отвел взгляд – смотреть на мать было невыносимо. Потом он, видимо, задремал и очнулся, когда его уже опускали в могилу. Через мгновение чей-то очень знакомый голос произнес:

– Здравствуйте, молодой человек. Добро пожаловать на «Тихие луга».

– Мисс Бимер? Это вы? Помните меня? Я – Джин Нордстрём. Вы вели наш шестой класс.

– Конечно, я тебя помню, малыш Джин. Но как ты здесь оказался?

– Меня убили на войне, мисс Бимер.

– Не может быть! Боже мой! Вот уж родителям-то горе.

– Да, мэм, горюют сильно.

– А как же иначе? Помнится, я сказала твоей матери: миссис Нордстрём, говорю, у меня еще не было такого милого ученика, как ваш Джин. Прими мои соболезнования.

– Спасибо, мэм. Я тронут.

– А как же это случилось, дорогой?

– Меня подстрелили, но было совсем не больно.

– Правда? Вот поди знай, что тебя ждет в жизни, да?

– Верно сказано, мэм.

Рядом кто-то сопел.

– Кто это здесь, мисс Бимер?

– Юстус Перси Хендерсен. Любит прикидываться спящим, – сказала Люсиль и громко спросила: – Вы не спите, мистер Хендерсен?