Этим-то она от всех отличалась. Когда в школе ребята играли в церковь и разбирали роли священника, его жены, дьякона, регента и прихожан, Ида заявляла, что будет Богом, ибо только она знает, как управиться с этой должностью.

Конечно, чрезмерные запросы Иды уже сказывались на ее дочери. В тот год в отчетном концерте школы Дикси Кахилл девочке поручили роль танцующего тюльпана. На представлении Норма сбилась с ритма и в слезах убежала со сцены. Тетка ее, Элнер Шимфизл, пришедшая на концерт, сказала своей сестре Герте:

– Бедняжка, в девять лет уже сплошной комок нервов.

Герта и Элнер отличались от Иды как день и ночь.

Ида была самая красивая из сестер Нотт и, к несчастью, об этом знала. Еще в юном возрасте она решила выйти за сына банкира и подняться в свете. И своего добилась. А Элнер так и осталась простой фермершей, которая носит старушечьи башмаки на шнуровке – черные зимой, белые летом.

Ида, желавшая стать законодательницей моды читала все глянцевые журналы. Она хотела одеваться, как дамы в «Макколс» и «Гламуре», и подружилась с мисс Говард, завсегдатаем «Отменной женской одежды» и Универмага братьев Морган, и та держала ее в курсе последних модных новинок.

Норма видела, что мать не особо любит тетю Элнер.

– Ну нельзя же быть такой деревенщиной! – частенько возмущалась Ида. – У нее куры разгуливают по всему дому!

Она стыдилась своих сельских корней и срывала зло на сестре. Хотя родители ее, Генри и Нэнси Нотт, держали свиноферму, Ида всегда делала вид, что этого не было. Норма никогда не видела фотографий бабушки и дедушки. Ида их спрятала вместе с Библией, в которой были записаны даты рождения всех членов семейства. Низенькая толстая немка-фермерша в переднике и костлявый мужик в комбинезоне стоят на фоне свиного загона – не о таком семейном фото мечтала Ида. Она часто пеняла Элнер, в чьем доме снимок этот был выставлен на всеобщее обозрение:

– Если уж не могли приодеться, зачем со свиньями-то фотографироваться? Уму непостижимо.

– Может, и так, но эти свиньи оплатили твою свадьбу, – отвечала Элнер.

Как-то раз она сказала племяннице:

– Знаешь, Норма, я люблю Иду, но… вот, ей-богу, уж слишком она заносчива.

Что правда, то правда. Для Иды идеалом женщины была Элеонора Рузвельт. Конечно, у этой дамы чувство стиля отсутствовало напрочь: одевалась она ужасно, прическа – черт-те что. Но в ней была изюминка. Баба хваткая, исповедующая собственные принципы, прагматичная, она не из тех, кто держится в тени. Прям как я, считала Ида.

У нее имелись далеко идущие планы для мужа: сперва он станет губернатором штата, затем махнет в Белый дом. К несчастью, Герберта Дженкинса вполне устраивало его положение банкира и жизнь в Элмвуд-Спрингс, что безгранично расстраивало Иду.

– Если б у женщины был хоть малейший шанс на победу, я бы сама пустилась в президентскую гонку, – говорила она.

Бедная Ида. Она родилась не в свое время.

В тот год лето буквально пролетело. Кино продолжало внедрять фасоны и прически. Все женщины хотели фигуру, как у Клодетт Колберт.

Герта Нордстрём особенно. В октябре она опрометчиво притормозила у будки «Узнайте свой вес». Хозяин ее мгновенно и громогласно оповестил весь белый свет:

– Дамочка тянет на сто семьдесят девять фунтов!

На ярмарке члены юношеского клуба «Светлая голова, верное сердце, трудолюбивые руки, крепкое здоровье» получили кучу наград. Элнер Шимфизл заняла первое место в конкурсе «Соленья и варенья». А Мерл Уилер вырастил самый большой помидор.

Шестнадцатого ноября одиннадцатиклассник средней школы Джин Нордстрём выдал пас для победного тачдауна, и его команда закончила сезон в звании чемпиона трех округов. А там, оглянуться не успели, наступил декабрь.

Как обычно, в Универмаге братьев Морган устроили рождественскую витрину, однако нынче там появились движущиеся фигуры. Оленья упряжка Санта-Клауса ехала по горам по долам, чем всех приводила в восторг. Норма Дженкинс получила ходячую куклу с золотистыми волосами, а Ида – вожделенную лису-воротник с пластмассовыми глазами и носом.

В сочельник Джеймс Вутен, муж Тотт, перебрал хмельного гоголь-моголя и упал вместе с наряженной елкой, а в остальном все прекрасно встретили Рождество.

Депрессия заканчивалась, и пекарня вновь работала на полную мощь: за стеклянными витринами маячили аппетитные ряды булочек с корицей, пирожных со взбитыми сливками и корзиночек. Народ любил приходить в булочную, где пахнет вкусно, а красивый, выложенный черно-белой плиткой пол блестит такой чистотой, что с него можно есть. Дети так и поступали – бывало, уронят какой-нибудь крендель, с пола подберут и едят, даже не получив замечания от родителей.

В кино Кларка Гейбла сменил новый бабий обморок – Тайрон Пауэр, а все парни хотели стать Джоном Уэйном. Кстати, выяснилось, что не все женщины поголовно мечтают походить на Клодетт Колберт. Майским днем 1941-го, когда недавно созданная женская команда по боулингу шла на тренировку в новеньком спортзале «Голубая звезда», Ада Гуднайт, старшая из близняшек, объявила, что хочет стать актрисой, как ее идол Джоан Кроуфорд. Младшая сестра Ирен подняла ее на смех, но позже их мать сказала:

– Кто его знает? Актерского таланта у нее, может, и нет, но она, бесспорно, девчонка пробивная.

Танцплощадка на берегу озера все так же работала по выходным, а на «Тихих лугах» Бёрди Свенсен заметила:

– Нынешним летом светляков просто видимо-невидимо.

Потом наступил сентябрь. Как обычно, в школе старшеклассники радовались тому, что они выпускники, перваши нервничали, остальные ученики чувствовали себя в заточении и продирались сквозь нескончаемые дни. Однажды в конце ноября одиннадцатиклассница Ирен Гуднайт, вернувшись домой, в гостиной рухнула на диван и простонала:

– Все, я уже не могу, домоводство достало. Если опять велят печь светлый бисквит, меня вырвет.

А потом 7 декабря японцы атаковали Пёрл-Харбор, и жизнь вдруг перевернулась вверх тормашками.

Прямо на другой день все старшеклассники Элмвудской средней школы поехали в Спрингфилд и записались на военную службу; среди них был и восемнадцатилетний Джин Нордстрём, поступивший во флот. Народ себе места не находил. Просто не верилось, что японцы убили столько наших ребят.

«Я не понимаю, что мы им сделали?» – вопрошала Гёрта, и все вокруг согласно кивали. Вербена Уилер заявила, что до конца жизни не прикоснется к китайскому рагу из курицы. Джеймс Вутен так переживал, что три дня проплакал, а потом хотел записаться добровольцем, но не прошел медкомиссию.

Некоторое время город пребывал в шоке. Но затем все парни разъехались по учебным полкам, и горожане постарались быть полезными фронту.

Хейзл Гуднайт организовала группу женщин и старшеклассниц, они ездили в Спрингфилд встречать проходящие воинские эшелоны и подавали горячий кофе и сэндвичи солдатам в вагонах. Испуганные мальчишки, которых везли неведомо куда, бросали из окон бумажные клочки со своими именами и адресами, надеясь, что какая-нибудь девушка им напишет. Некоторые писали и всегда запечатывали конверт поцелуем.