Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Не разродится, – со знанием дела заявила кухарка Деметра, поправив узел чепца под тройным подбородком. – У них, у аристократов, завсегда так… не тех статей…
Ее собеседницы – высохшая, крохотная знахарка Юки-Онна и ткачиха Фисса с неестественно крупными ступнями и ладонями – переглянулись между собой, затем скосились на пышный бюст краснолицей Деметры и согласно закивали головами. Польщенная кухарка порылась в карманах, извлекая оттуда пригоршню жареных косточек плодов дерева раус и щедро одарила приятельниц.
– Говорят, корень ойлоххо помогает. – У Юки-Онны были не по возрасту крепкие зубы, и шелуха от разгрызенных косточек мгновенно усыпала землю у ее ног.
– Заварить с нужными травками и пить по ущербным лунам… и бабка чтоб была хорошая, рукастая – размять там или потянуть, где надо…
Фисса все поглаживала свои опухшие пальцы, и голос ткачихи был такой же опухший, бесформенный, тягучий.
– Слыхали, бабы, – повитуху из самого Согда выписывали… на верблюдах везли, как благородную… ба-альшие деньги плачены…
И Фисса сочно причмокнула губами, словно пробуя на вкус те самые «ба-альшие деньги».
В конце улицы взвилась пыль, и из душного облака вылетел смуглый юноша в белом бурнусе, горяча норовистого трехлетка. Он резко осадил коня у скамеечки, где сидели женщины, и те закашлялись, ворча и отплевываясь.
– Хай, ящерицы! – добродушно заорал наездник, вертясь в седле, словно ему под шаровары засунули полосатую горную осу. – Когда гулять станем?! Дому опора нужна, господину Кастору наследник нужен, веселому Бану Утбе праздник нужен! Сколько можно праздник рожать?! Делать – быстро, почему рожать долго?!
– Айя, бешеный… – замахала руками Юки-Онна, пересаживаясь подальше от пляшущей лошади. – Тебя, видно, делали быстро, а рожали и того быстрее… Ума не сделали, сердца не сделали, один ветер между ушами… Госпожа Леда не от ваших кочевников-верходуев дитя носит, от самого господина Кастора! Думаешь, легко богу сына родить?
– Не знаю, не доводилось! – расхохотался Утба, подпрыгивая и хлопая в ладоши. – В набег ходил, женщин любил, коней объезжал – рожать не успел пока… Постарею – к вам приду, старухи… Учиться!…
Он свесился вниз и лукаво подмигнул недовольной Деметре:
– Скажи, кухарка: если соль и сахар вместе смешать – что получится?! Лар Леда – наша, земных кровей, господин Кастор – бес, ему Вечность улыбалась… Дите каким получится? Чего больше – соли или сахару?
Старухи переглянулись. Вопрос Утбы вскрыл причину, по которой они вот уже пятый час сидели у дома Кастора. И вся Целлия мучилась той же проблемой, шепчась по углам, ероша волосы, пожимая плечами…
Целлия была третья в линии поселений Муаз-Тая, и основал ее лично бес Кастор с тремя своими братьями по манежу. Первоначально он назвал поселок Марцеллией – в память сгинувшего в поисках Зала Ржавой Подписи беса Марцелла, но через два года в поселок набилось столько разноязычных искателей счастья и приключений, что название само собой урезалось до короткого и легкого в произношении – Целлия.
Беглецы из Согда и Калорры, на удивление спокойно уживающиеся рядом; младшие сыновья вождей племен Бану со своими воинами и наложницами; крестьяне и ремесленники, на вопросы о своем происхождении не отвечавшие, но работавшие за троих… За несколько лет Целлия разрослась, и уже многие голопузые шалопаи считали ее родиной, а далекие города превращались для них скорее в интересную, но мало похожую на правду сказку. И вот…
Первый ребенок – смертной от беса. Чего больше? Кто родится? Или – что родится?!
Ответ задерживался. У многих бесов было уже по нескольку жен – пока бездетных, но лар Леда не позволяла мужу жениться во второй раз. Со слов кухарки Деметры, госпожа собиралась родить наследника и лишь потом начать спокойно стариться, пустив бессмертного в заждавшийся цветник женских прелестей.
Умна была дочь покойного Архонта Согда, умна да терпелива, а здоровьем не вышла…
Дверь дома открылась, и во двор выглянула высокая, похожая на коршуна, старая кормилица Леды. Мало кто мог сейчас поверить, что именно впалая грудь Зу Акилы выкормила ту красавицу, что кричала сейчас в доме.
Нет. Уже не кричала. Тихо было в доме, тихо да пусто. Чего-то не хватало. Жизни, что ли…
– Мальчик? – взвился в седле неугомонный Утба, но наткнулся на взгляд Зу Акилы и мгновенно угас, стягивая бурнус и вытирая бритую потную макушку.
– Мертвый, – сухо произнесла Зу Акила, плотно сжимая сухие бескровные губы. Словно и не она сказала это слово, а так – ветер принес, дом закашлялся, горы нахмурились…
– Скачи за подростками, Утба, – пускай цветы несут. Чтоб к вечеру холм цветов был. Пусть в лепестках уходит…
Всю ночь Зу Акила просидела на пороге комнаты, где лежало тело новорожденного. Ни слезинки не увидели люди в пустыне ее глаз, ни стона не сорвалось с уст кормилицы, на щеках которой проступали ритуальные шрамы умершего племени Бану Зу Ийй.
А утром…
Когда на неистовый вопль кормилицы сбежался весь дом, люди увидели рыдающую женщину, в чьих руках пищал и размахивал пухлыми лапками наследник смертной Леды и беса Кастора.
Живой. И очень голодный.
Кастор ступил в увядающие цветы, взял ребенка у обессилевшей кормилицы и поднял над головой. Младенец негодующе завопил и уцепился за палец Кастора – и все увидели странный черный ожог в форме браслета, обнявший хрупкое запястье ребенка.
И еще один. Два браслета.
Кастор внимательно смотрел на сына.
– Сколько их у тебя в запасе, малыш? – прошептал бес. – Сколько раз еще? Сколько?…
Ребенок не унимался. Он был мокрый. Он хотел есть.
У него были более важные проблемы.
…Они сидели у костра, и их огромные, неправильные тени колебались на стенах в бликах пламени. Костер уютно потрескивал, дымное тепло ползло по пещере, мясо истекало соком – и все равно что-то было не так. Самой малости не хватало.
Какой?
Даймон, видимо, почувствовал их состояние.
– Я знаю, чего вам не хватает, – неожиданно заявил он. – Просто до сих пор вас знакомили с одной стороной монеты. Но есть и другая. Мы – Пустотники. И эти, – он махнул рукой в сторону зала, – что они знали о нас? Наверное, пришло время…
Даймон умолк, и Солли с Сигурдом взглянули на него. И больше не могли оторваться от старых, больных, подернутых дымкой измученной жизни – от бесцветных глаз Пустотника, в которых…
Срез памяти
Сын Большой Твари
…Мир менялся. Он стремительно менялся, и опустели гладиаторские казармы и арены, ушла в прошлое война с Калоррой, разъехались по приграничью бесы со своими женами и добровольными спутниками, улеглись страсти в стенах древнего Согда; и жизнь стала понемногу входить в свое привычное русло.