Из 8 миллионов вывезенных в Германию рабов свыше 40 тысяч были угнаны в рабство из нашей области. В их числе оказались некоторые из моих односельчан, в том числе мой старший брат Алексей и двоюродный брат Михаил Бут. В 14-15 лет они были насильно увезены в Германию, где их заставили не по возрасту работать в имении немецкого хозяина. Единственное, в чем им повезло – их не разлучили, они попали к одному хозяину.

Только в начале 1946 года они появились в родной деревне – пришли пешком, отправившись в путь от границы Германии с Францией. Прошагали пол-Европы, толкая перед собой двухколесную тележку на резиновом ходу.

Спустя много лет после войны уже новое поколение немцев, признавших вину своих предков, начало выплачивать денежную компенсацию тем, кто был насильственно привлечен для рабского труда в Германии. Получал такую компенсацию и Алексей.

Угоняли в рабство в основном молодежь. Формировали в Брагине команды и пешком под охраной немцев и полицаев вели на станцию Хойники. Сажали в товарные вагоны и вывозили в Германию. Некоторым удалось избежать этой участи благодаря стечению ряда обстоятельств или природной смекалке. Одним из тех, кто сумел ускользнуть от поездки в Германию, был мой родственник Вася Бут (Алабон).

Когда их группу вели на станцию, он пристроился поближе к обочине. Когда переходили через реку, он скорчил гримасу, и всем своим видом показывая, что у него серьезные проблемы с желудком, убежал под мост. Затем тихонько вошел в воду, нырнул и выплыл возле противоположного берега, заросшего ивовыми кустами. По кустам добрался до леса. Вначале прятался там, а затем несколько месяцев жил в стогу сена на болоте возле деревни.

Значительно сложнее было девушкам. Некоторые вернулись из рабства, неся в подоле маленьких белокурых ребятишек.

После освобождения в июне 1944 года колхоз был восстановлен. Все мужчины призывных возрастов, не сотрудничавшие с оккупационными властями, без каких-либо проверок были призваны в армию и отправлены на фронт. Первого июня 1944 года призвали в армию моего отца. Правда, перед этим ему предложили дать так называемую “бронь”, при условии, если он согласится возглавить отстающий по всем показателям колхоз в деревне Макрец. Он с этим предложением не согласился, мотивируя свой отказ тем, что «у меня четыре сына и я не хочу, чтобы у них был судимый отец». Уходя на фронт, по словам мамы, он был твердо уверен, что с ним ничего не случится, так чувствовал себя опытным солдатом, прошедшим польскую и финскую войны.

В шестидесятые годы в деревне был открыт памятник погибшим односельчанам. Приехав в очередной отпуск, я был просто шокирован тем, что в огромном списке погибших перед фамилией отца насчитал около пятнадцати фамилий Бут. И это не однофамильцы. Я знал, что погибли многие, но что погибло столько человек, состоящих в родственных отношениях, даже не допускал мысли.

Воспоминания послевоенного детства, рассказы родных и односельчан с ранних пор сформировали в моем сознании ненависть к фашистам. Правда, тогда я их просто называл "немцы, которые убили моего отца". Убили не только моего. Огромные людские потери понесла и моя деревня, на фронте и партизанских отрядах погибло 66 моих односельчан.

Я подсчитал, что из 48 деревенских семей, имевших детей моего возраста и ровесников брата Семена (1936г. рождения), отцов имели только 22 – это 46%.

Я был твердо убежден в том, что они, немцы – причина многих бед, переживаемых мною, моими родственниками и многими односельчанами. Впоследствии это стало одной из причин моего отказа служить в Группе советских войск в Германии.

В заключении этого рассказа, мне хотелось подчеркнуть – несмотря на то, что мое поколение прямого участия в войне не принимало, все свое детство мы наблюдали последствия этой войны, и она оставила у многих из нас раны, саднящие всю жизнь.

Глава двенадцатая. Наш дом

Описать деревенский быт не сказать чтобы сильно сложно, но всегда есть опасность упустить что-то мелкое, не главное. А ведь именно из мелочей и складывается вся наша жизнь.

Конечно, основным началом, определяющим быт крестьянина, является его подворье. Оно состоит из жилого дома, хозяйственных построек, ограды, приусадебного участка, домашнего скота, птицы и так далее.

Содержание построек, поддержание внешнего вида всего домашнего хозяйства во многом зависит от того, насколько богат и физически силен хозяин, есть ли у него желание работать так, чтобы хозяйство выглядело прилично, или же ему это безразлично.

Чтобы содержать в нормальном порядке крестьянское подворье, нужны сильные мужские руки и повседневный труд домашней хозяйки.

Именно по состоянию подворья в деревне судили о качествах хозяина. Оценивали просто, но верно. Этот – хозяйственный мужик, этот – так себе, а вот этот – или больной или забулдыжка.

Что можно сказать в этом плане о моей деревне того времени, когда я там жил?

Обычная деревня, каких были тысячи в послевоенной Белоруссии. Еще не заросли следы войны: окопы и траншеи, в болотах и лесах валяются оружие и разбитая военная техника.

Остро чувствовался недостаток мужских рук. Отсутствие их в нужном количестве было видно по внешнему виду деревни. Многие избы и надворные постройки стояли покосившимися, с прохудившимися крышами. Особенно удручающее впечатление производили обветшавшие деревянные заборы. Некоторые ограды были выполнены из колючей проволоки, в обилии оставшейся после того, как через деревню прошел фронт.

В деревне забор это, можно сказать, лицо дома. Ведь совершенно не случайно, когда кто–то хотел сделать плохо девушке, оскорбить ее и унизить, мазал дегтем не дом или другую постройку, а именно забор. Весть об испачканном заборе, читай о позоре девушки, становилась достоянием всех жителей деревни максимум за три-четыре часа.

Вообще-то эта форма мести считалась крайне жестокой, и потому в нашем селе очень редко применялась на практике. В моей памяти остался только один случай, когда какой-то негодяй кистью и дегтем испортил жизнь девчонке старше меня на два-три года. Ее отец рано утром увидел эти «художества». Постарался сразу убрать ворота, калитку и забор, но было поздно. В деревне встают рано и видят всё. После этого девушка завербовалась и уехала куда-то работать «на стройки пятилеток».

Я не буду описывать, как выглядели все дворы в нашей деревне.

В принципе, за исключением нескольких, все они были почти одинаковы. Различие состояло в размерах, возрасте построек и ряде других несущественных деталей.

Главным строением крестьянского двора является дом. В нашей деревне это именовалось хатой. Во время моего детства все без исключения строения, в том числе