— Конечно, виновата, — упрямо гнул свою линию Руслан Олегович. — За то время, что она чаи гоняла, можно было полдома переубивать. Проходи, кто хочет!

Из материалов дела Александр Борисович понял, что убийца, очевидно, вошел в подъезд, находившийся под охраной консьержки и кодового замка, в компании молодых людей, пришедших на день рождения к другу. Желающие как следует отпраздновать день рождения явились уже изрядно поддатыми, и словесный портрет подозреваемого в убийстве получался у них таким, что можно было арестовывать первого встречного — не ошибешься.

— Но она же могла обратить на него внимание, когда он выходил, совершив покушение на убийство? — Против воли Турецкий втянулся в распри вокруг консьержки.

— Могла, но не обратила! — триумфально подытожил Ромов. — Показания дает, что вроде блондин, но может, ей только так кажется. Никакого фоторобота составить не удалось…

— Блондин, говорите? А черного ботинка она случайно не приметила?

В ответ на эту топорную шутку Ромов с Малютиным все-таки рассмеялись. А Турецкий подумал, что на этих гавриков надежда плоха. Главная надежда на то, что Игорь Лейкин придет в себя и сможет дать хоть какие-то показания. И эта надежда день ото дня крепла, по мере того как состояние больного Лейкина улучшалось. Врачи давали твердые гарантии, что он будет жить.

Из недавнего прошлого

Маргарита Николаевна Ганичева рвала и метала от ярости. Никогда еще за долгие годы, в течение которых она имела основания считать себя человеком сильным и самодостаточным, никто не смел делать из нее дуру! Да еще так откровенно, с таким вопиющим нахальством… Ну правильно, Андрей и в дни их молодости считал, что все женщины дуры. Андрей, проклятый Андрей! Из какого зловещего тумана он сгустился, как образовался на ее пути? Но, видно, она и впрямь не так умна, как предполагала, если хоть на минуту способна была поверить, что он в состоянии растрогаться при виде взрослой дочери. Сцена свидания Алисы с отцом торчала в памяти, точно впившаяся под ноготь заноза, вгоняя Ганичеву в бессонницу, не поддающуюся лекарствам. С Алисой она с того дня разговаривала мало и подчеркнуто холодно, но вежливо, во избежание скандала: дочь достаточно убедительно дала матери понять, что последнее слово отныне будет оставаться за ней. С Бутраковым они пока не встречались: возможно, если бы Маргарита Николаевна, сделав над собой усилие и обливаясь злыми слезами, рассказала бы ему всю подоплеку этого дела, наводившего синяки под ее глаза, он сумел бы ей помочь… Но, во-первых, на Бутраковав последнее время, точно снег на голову, обрушилась куча собственных неотложных околонефтяных хлопот. А во-вторых, он уже помог ей, выяснив у областных руководителей, кто ведет подкоп под «Подмосковье-агро», и шестое чувство сигнализировало Маргарите Николаевне, что на ближайшее время лимит помощи исчерпан. Прости, любимая, дружба дружбой, а табачок врозь. В том, что касается деловых вопросов, для Бутракова не играло никакой роли и то, что она — его законная жена, и то, что им хорошо вместе. Он умел разводить личную и профессиональную сферы. Должно быть, поэтому постоянно выигрывал.

Маргарита Николаевна не чувствовала себя способной последовать бутраковскому примеру. Но в том, что касалось Андрея Акулова и его «Русского земельного фонда», личное для нее переплеталось с профессиональным до такой степени, что хотелось выть. Если бы во главе конкурирующей фирмы стоял другой, посторонний человек, Ганичева, быть может, и отступилась бы: у нее в голове четко функционировал механизм, просчитывающий убытки и выгоды каждого предприятия, и если убытки преобладали, она не стеснялась дать задний ход, и плевать ей, что об этом думали окружающие. Но в данном случае все обстоит по-другому. Затронута ее честь… ее женская честь! Маргарита Николаевна уже не вспоминала, что идея повергнуть ниц Акулова, предъявив ему дочь, принадлежала ей. У нее сложилось не имеющее ничего общего с действительностью, но непобедимое убеждение, будто конкуренты нарочно затащили ее за город, на это снежное поле с шатающимися под ветром былинками, выставили на посмешище, унизили, надругались… Спасибо, что не изнасиловали. Хотя разве то, что пришлось ей пережить на этом заснеженном клочке земли, где некогда близкие ей люди — единственная дочь и отец дочери — грубо растоптали ее планы, не может быть отнесено к разряду духовных изнасилований? Все старые раны вскрывались с отчаянной болью. Сломанная рука… идеально слепленный из раздробленных кусочков, но все же не целый, нос… оскорбления… «женщина способна пробиться в бизнесе только сладким местом»… А вот и нет, господин Акулов! Вы убедитесь, что в бизнесе женщина может выступить настоящим соперником мужчине… и одолеть его!

Маргарите Николаевне сразу стало веселей: ярость, выжигавшая ей нутро, направилась в конструктивное русло. Это положительно отразилось даже на ее внешности: в глазах заплясали изумрудные огоньки, все лицо как-то подтянулось, стало жестче и энергичнее, как у полководца перед боем. Ганичева и была полководцем. Она составляла план предстоящей военной кампании.

Одним сражением здесь не обойдешься, так что поле боя тоже получится не одно. Прежде всего, нужно проводить действия на местности, то есть на территории колхоза «Заветы Ильича». Она пошлет своих брокеров улещать колхозников, жужжать им в уши о выгодности продажи земли «Подмосковью-агро», посулить председателю кругленькую сумму… Второй фронт придется открывать в Московском областном арбитражном суде. Для этого Маргарите Николаевне понадобится хороший адвокат. Хороший — это не обязательно знаменитый. Это значит, изощренный в юридической казуистике и достаточно беспринципный, чтобы пойти на нарушение закона ради защиты интересов своего клиента. Ну и, помимо всего прочего, обрабатывать областных чиновников, которых, по всей очевидности, успел перетянуть на свою сторону «Русский земельный фонд». Объем работ испугал бы любого матерого бизнес-флибустьера, но Маргарите Николаевне, наоборот, полегчало. Работы она никогда не боялась. Если что ее и пугало, так это вынужденное бездействие.

Адвоката Маргарита Николаевна выбирала придирчиво, сперва загоняв до седьмого пота свою информационную группу, затем тщательно наводя справки о предложенных ими кандидатурах. Окончательный выбор она сделала на основании личного знакомства. Член адвокатской палаты Москвы съел не одну стаю собак на профессиональном поприще, и хотя то, как он представлял интересы некоей тележурналисточки, на которую публично накричал знаменитый певец (нашумевшая реплика о «красной мини-юбочке»), могло отвратить некоторых серьезных клиентов, Ганичеву это не отпугнуло. Адвокат ей понравился: бойкий, манеры — наступательные, энергия — так и прет. Небольшого роста, плотного телосложения, с рыжеватой бородкой, с привычкой оттопыривать двумя пальцами пиджак… Что-то в нем улавливалось от карикатурного Ленина, от Ильича второстепенных памятников и анекдотов, но стоило адвокату заговорить, карикатурность исчезала. Вспоминалось, что настоящий, исторический Ленин был пламенным трибуном, способным увлечь широкие массы и повести их за собой. Что-то похожее требуется и от адвоката.

Итак, Маргарита Николаевна быстро нашла общий язык с адвокатом, который охотно согласился выступать как представитель истца, то есть компании «Подмосковье-агро», принадлежащей госпоже Ганичевой. Ответчиком являлась фирма «Русский земельный фонд». Реальным хозяином этой компании был известный богач с криминальным прошлым Андрей Васильевич Акулов, по кличке Акула. Когда Маргарита Николаевна узнала, что репутация ее бывшего возлюбленного изрядно подпорчена и это ни для кого не секрет, она испытала смутное удовлетворение: по крайней мере, ее фирма чиста от связей с криминалом! Правда, иногда приходится прибегать к мерам не вполне законного порядка — ну так все-таки это не то же самое, что опора на откровенный бандитизм.