— Благодарю, — Ратибор сгрёб толстую мошну со стола, не став никак комментировать сожаление Святослава по поводу Лучезара. — Но ты же вызвал нас сюда не для того, чтобы поощрить меня кругляшами… жёлтыми, надеюсь? — молодой богатырь мельком заглянул в пухлый мешочек.

— Жёлтыми, жёлтыми, естественно! — широко улыбнулся князь. — Неужель ты думаешь, что я тебе медных монет отсыплю⁈ Вообще же, Ратик, ты себе наверняка не представляешь, как вовремя ты притащил этот куль драгоценный в мой теремок! Сейчас, перед скорой, неизбежной бойней с волчарами, деньги улетают — только в путь!..

— Ты чего, княже, издеваешься⁈ Мало того что я от племяша твоего терплю этого Ратика, так ещё ты начал так же кудахтать?

— Ну извиняй, — хмыкнул смущённо Святослав, — не знал, что тебя это раздражает.

— Не всегда, но бывает…

— А в чём проблема-то, Ратик? — ехидно усмехнулся сидящий слева от рыжеволосого друга Мирослав. — Мне, например, хоть слух и режет, но всё равно по нраву!.. Пожалуй, тоже буду теперь так тебя величать…

— Я кое-кому сейчас оба уха отгрызу, — проворчал насупленно Ратибор, — и резать тогда ничего слух не будет, Мирка, до конца дней твоих несчастных! Если, конечно, Добролюб тебе их назад не пришьёт, при этом, надеюсь, перепутав твои ракушки местами и приклепав заместо левого — правое!.. Хотя в любом случае такой фокус будет баснословно дорого стоить, и ты элементарно не потянешь…

— А я у тебя одолжу, ежели чего! Ты, вон, богатей теперь у нас!..

— По вторникам не подаю, уж не серчай.

Ратибор и Мирослав были вызваны в хоромы владыки срочным посланием, Яромир же, сидевший за длинным дубовым столом в обеденном зале рядом с князем, вообще в последнее время редко покидал замок Святослава, ибо, как известно, нет ничего более постоянного, чем временное; обязанности личного телохранителя повелителя Мирграда, плавно лёгшие ему на плечи после смерти Волжана, похоже, так за ним и закрепились на постоянной основе.

— Я не понял, так тебе чего, Ратик, не нравится, когда я называю тебя Ратик? — огорошенно пробормотал сидящий справа княжий племяш, также присутствующий на совещании. — А как тебе Ратиборчик?

— Да просто шик…

— А Ратиборушка, а? Разве не звучит⁈

— Вообще отпад.

— Может, Ратипутик или Ратипотик?.. Аль Ратипупчик?

— Даже не вздумай, кулёма! Мне только «путиков», «потиков» и это… как там его… «пупчиков» не хватало для полного счастья!

— А как тебе…

— Стоп, Емелька, не продолжай! Можно Ратик!..

— Можно, да⁈

— Ща точно придушу кое-кого!.. Например, одного неугомонного белобрысого летописца!

— А мне Ратипупчик понравилось!.. — насмешливо встрял опять русоволосый мечник.

— Тогда, Мир, я тебя так и буду называть!

— Не, Ратик, — весело хмыкнул Мирослав, — не прокатит! У меня имя на другую буковку начинается!

— Ну значит, будешь у нас Миропупчик, делов-то! Емеля, а ну-ка, метни в него фекалькой!..

— Где же я тебе её возьму сейчас, Ратик⁈

— Знамо где…

— Эй, эй, давайте только не в трапезной будем искать ответ на этот животрепещущий вопросец, хорошо⁈ — Святослав неодобрительно покосился на своих приятелей, вступивших в очередную шутливую перепалку.

— У вас всегда так весело на совете или только по чётным будням? — скривившись, язвительно поинтересовался последний из сидевших за столом, Тихомир, главный советник князя. Тощенький, невзрачный мужичок средних лет с жиденькими волосиками, вечно бегающими маслеными глазками и плутоватой физиономией, сильно похожей на морду страдающего от бешенства хорька, он вызывал необъяснимую неприязнь у троих витязей, и лишь Емельян да Святослав не испытывали к нему отторжения; последний и настоял на его присутствии на совете, аргументировав своё решение так: «Работаем все сообща и во благо Мирграда, потому надо объединить наши умы да усилия».

— Только в преддверии полнолуния, — хмуро пробурчал ему в ответ Ратибор, — когда всякая нечисть на свет белый выползает из нор своих… Ну как сейчас прям!

«Да не он это, Ратик, не Тихомир, в который раз тебе твержу! — вспомнил рыжебородый богатырь слова Емельяна. — Проверял я, говорю же! И перепроверял! Он точно не травил дядю, ибо не было его в то время во дворце, второй-то раз наверняка, а значит, и не главный наш советник — соглядатай Кулбаха! Он тебе просто не нравится, потому ты и готов всех собак на Тихомирку спустить, но надо же быть объективным хоть чуточку! Сгубишь невиновного человечка почём зря, всю жизнь ведь опосля жалеть будешь!..» — тяжело вздохнув, Ратибор подвинул себе кувшинчик с квасом и, сделав несколько могучих глотков, разом осушил полжбана своего любимого напитка.

«Может, ты и прав, Емеля, да только чую я, что не всё так просто с этим недомерком… Это же он нас тогда Курьяну сдал, как пить дать! Ну да ладно, поглядим, что дальше будет…» — подумал про себя молодой исполин, после чего довольно проворчал на весь зал: — Только ради твоего чудесного кваса, Свят, уже стоило к тебе заскочить на огонёк!

— Давайте всё же ближе к делу! — Яромир взглянул на князя. — Новости какие, что ты нас всех собрал под вечер?

— Угу, новости… Голубок из Варграда прилетел, письмишко в клювике принёс!.. Кулбах предлагает мне встретиться с ним и обсудить сложившуюся ситуацию. Так сказать, попробовать разрешить возникшие осложнения в наших с волками отношениях мирным путём, не доводя дело до сечи кровавой! Что думаете по этому поводу, други мои?

— Да надо бы повидаться, почему нет? — Мирослав задумчиво кашлянул. — Авось и правда удастся обойтись без рек багряных!..

— А где сход-то будет проходить? И по сколько человек с каждой стороны присутствовать должно?

— Пока на стадии обсуждения, но думаю, на нейтральной территории, поближе к нашим границам местечко выбьем, ну а людей с десяток, не больше… А что? — Святослав вопросительно уставился на Ратибора.

— Да странно всё это… — рыжеволосый витязь быстро переглянулся с Емельяном. У обоих сразу всплыло в голове предостережение Лучезара по поводу такой встречи, брошенное им перед самым его уходом из «Дальней дороги». — Неужель Кулбах затеял такую бучу для того, чтобы миром опосля всё решить? Бессмыслица какая-то…

— М-дя, любопытно было бы услышать условия этого самого мира… Чую, ряхи наши потребует… — невольно поморщился Яромир.

— На позолоченном блюде, обсыпанные перчиком? —