class="p1">Приведем несколько примеров. Самая большая из амарнских табличек представляет собой письмо, написанное неким Тушраттой, царем Митанни, Аменхотепу III (1411–1375). Послание написано не на вавилонском, а на хурритском языке; кстати, это самый длинный известный нам текст на хурритском языке. Многие тысячи клинописных табличек были найдены в Богазкале и других местах в Анатолии. Самые древние из этих табличек были написана на аккадском (или вавилонском) языке, но более поздние (примерно к 1400 г.) жители Анатолии писали на своем языке, хеттском. В Богазкале найдены несколько слоговых азбук или словарей, где в параллельных столбцах приводятся эквиваленты одних и тех же слов на хеттском, шумерском и аккадском языках; некоторые (немногочисленные) таблички содержат тексты на хурритском языке, но подавляющее их большинство на хеттском. Хеттское влияние распространилось до самого Египта; доказательством служит договор, заключенный между одним хеттским правителем и Рамзесом II (1292–1225). До нас дошли две таблички; на одной содержится оригинальный вавилонский текст договора, на другой – его перевод на иероглифы. Самый интересный из обнаруженных хеттских текстов представляет собой пособие по коневодству XIV в.; мы к нему еще вернемся. Хеттский язык родствен индоевропейской языковой семье; он произошел из одного источника с индоевропейскими языками. Хурритский же язык не имеет родственных связей ни с индоевропейскими языками, ни с египетским, ни с шумерским.

Характерная особенность клинописи – ее легкая приспособляемость к глине; поэтому там, где писали на глиняных табличках, использовалась клинопись. Так обстояло дело в Анатолии, а также в Эламе к востоку от низовьев Тигра, где издревле писали клинописью. Инерция мышления сохранила использование клинописи даже в таких (довольно редких) исключительных случаях, когда писали не на глине, а на других материалах, например, высекали надписи на камнях или на гирях. Надписи, благодаря которым удалось разгадать загадку клинописи, относятся к эпохе Ахеменидов. Они написаны в три столбца на трех языках – древнеперсидском, вавилонском и эламском. Все три столбца записаны клинописью. Самой крупной и известной из таких многоязычных надписей является Бехистунская надпись – трехъязычный клинописный текст на скале Бехистун (Бисутун) между Керманшахом и Хамаданом в Иране, высеченный по приказу царя Дария I и увековечивший его победы в 516 г. до н. э. Именно эта надпись дала Г. Роулинсону в 1847 г. ключ к дешифровке вавилонского языка и привела к зарождению «ассириологии» как науки (1857).

Итак, к концу XV в. до н. э. вавилонский стал языком дипломатии, а клинопись ее письменностью. Язык был распространен широко, а письменность еще шире. Клинописью записывали тексты не только на тогдашнем вавилонском языке, но и на древнешумерском, на диалектах ряда соседних народов: эламском, хеттском, хурритском, финикийском и других. Клинописные таблички, содержащие тексты на том или другом из указанных языков, были рассеяны по всей Западной Азии.

Если не забывать о том, что та часть мира стала колыбелью некоторых самых драгоценных черт нашей цивилизации, нашей колыбелью, невольно испытываешь трепет, когда наблюдаешь активное смешение рас, которое уже происходило там до 1000 г. до н. э. (на самом деле гораздо раньше этой даты), и многообразие языков наряду с единой письменностью.

Архивы и школы. Рождение филологии

Клинописные надписи на камне и иных материалах, отличных от глины, встречаются сравнительно редко; подавляющее большинство клинописных текстов сохранились на глиняных табличках. Мы уже отмечали, что распространенность этого материала для письма определила распространенность клинописного шрифта. Стоит рассмотреть сами таблички повнимательнее. Глина встречалась повсеместно и была дешева; изготовление табличек было делом чрезвычайно простым, гораздо проще, чем изготовление папируса. Более того, глиняные таблички, даже необожженные, были практически неразрушимыми, если их не бить. Неприкосновенность определенных документов достигалась тем, что их помещали в глиняные «конверты». Высыхая, глина значительно сжимается; важный документ невозможно было извлечь из «конверта», не разбив его; нельзя было и закрыть предварительно «усохшую» табличку. Следует заметить, что сохранность папирусов объясняется не столько долговечностью самого материала, сколько сухим египетским климатом. Если бы на папирусах писали в Месопотамии, от них вскоре ничего бы не осталось. Большое количество табличек использовалось для сохранения всевозможных документов, частных и публичных. Количество позднейших спасенных табличек настолько велико, что пройдет еще много времени, прежде чем их переведут.

Глина не так приспособлена к каллиграфии, как папирус, поэтому клинописный шрифт никогда не был областью искусства, как написание иероглифов. Хуже того, глина быстро высыхает, и всю табличку необходимо было исписать за один раз, если не накрывать наполовину исписанную табличку влажной материей, подобно тому как скульптор накрывает неоконченную модель из глины. Подавляющее большинство табличек имело сравнительно маленькие размеры. Более длинные тексты, такие как летописи, как правило, писались на внешних поверхностях полых глиняных многогранников (цилиндров или призм с шести-, семи- и восьмиугольными основаниями), но чаще их записывали на нескольких табличках.

И египтяне, и шумеры изобрели письмо; они в большом масштабе развивали и применяли свое изобретение. Египтяне, которым повезло с более удобным материалом, сделали дополнительное изобретение, свиток или книгу, благодаря чему текст любой длины можно было сохранить целиком. Шумеры оказались не столь удачливыми. Некоторые важные тексты (например, «Кодекс Хаммурапи») записаны на больших поверхностях полых глиняных призм или высечены на больших каменных плитах. Однако такие исключения нельзя приравнять к свитку. В большинстве же случаев для длинных текстов брали необходимое количество отдельных табличек. Чтобы не путать последовательность, писцы писали внизу каждой таблички «табличка × ряда у» и добавляли первую строку следующей таблички, однако этого приема оказалось недостаточно для соблюдения целостности текста. Свитки папируса, как правило, сохранились целиком, но таблички почти никогда не доходили до нас в нужном порядке. Таблички перетасовывали и меняли местами; некоторые из них терялись или оказывались отделены от других. Сначала их разделяли, потому что хранилища сгорали или рассыпались, как многие дома из саманного кирпича; далее дома перестраивались, велись тайные и научные раскопки, таблички продавались и т. и. Многие таблички, которые хранятся в наших музеях, куплены у торговцев, которые приобретали их у арабовпосредников, скрывших источник их происхождения. Таким образом, одна часть текста может оказаться в каком-нибудь музее в России, а остальные, где представлен тот же текст, – в частной коллекции в Америке. Даже отдельные таблички могли разбиться, а их части рассыпаться. Медицинский текст, изученный Э. Чиерой, записан на разбитой табличке, одна часть которой находилась в Филадельфии, а остальные – в Константинополе. Воссоздание клинописного текста часто похоже на складывание головоломки фантастической сложности.

Возможно, то, что им не удалось придумать книги, заставило шумеров быстрее развивать создание архивов и библиотек. Можно предположить, что в египетских храмах и дворцах хранились собрания свитков папируса, но хранение табличек в должном