— Я объяснила ей, что ты была англичанкой, но теперь американка.

— Но…

— Теперь ты жена мистера Хоупа. — И Сансури продолжала говорить что-то матери, пока обе не принялись покатываться со смеху.

— В чем дело? — хмуро поинтересовалась Либби.

— Я рассказала ей, что, став женой мистера Хоупа, ты заявила, что никогда не будешь его скво.

— И что в этом смешного?

В глазах Сансури плясали веселые огоньки.

— Но скво и есть жена! Скоро ты все поймешь. — И она опять расхохоталась.

Либби подумала о Джонатане и прикусила губу.

— Возможно, когда-нибудь, — со вздохом произнесла она.

Улицы пуэбло были полны индейцев, готовящихся к празднику. Может быть, она и правда стала американкой, потому что отныне при мысли о доме будет вспоминать эти высокие покатые холмы, обветренные, причудливых форм скалы, пустыню и поющие на ветру кактусы. И еще Джонатана Хоупа.

Чистый звук колокола из миссионерской церкви пронесся по долине. Люди замерли, и Либби вытянула шею, чтобы лучше рассмотреть, что происходит. Процессия мальчиков-прислужников пронесла по улицам статую местного святого, украшенную гирляндами лиловых и белых цветов и в окружении множества горящих свечей. Либби не знала, что это за святой. Низенький, полный священник сновал туда-сюда, словно пастушья собака, собирающая свое стадо.

Но тут процессия исчезла так же внезапно, как и появилась, и звуки колокола затихли. Улица снова наполнилась шумом. Либби заметила, что на ней появилось много пожилых людей, завернутых в пестрые одеяла.

Мать Сансури нарезала мясо и складывала его в горшок, сидя на деревянном ящике, который угрожающе потрескивал под ее весом. Воздух наполнился приятным запахом рагу, и Либби почувствовала, что проголодалась. Они сели ужинать, когда солнце опустилось за холмы. Отец Сансури в великолепном уборе из перьев расположился на корточках перед очагом. Он никак не отреагировал на присутствие Либби, но время от времени с интересом украдкой поглядывал на нее. Вокруг собрались его сыновья, и мать Сансури принялась кормить их, не скрывая, что гордится своей многочисленной семьей.

Когда подошла очередь Либби, Сансури поставила перед ней тарелку с мясом, кукурузой и большим куском хлеба.

— Ешь, как следует.

Либби не надо было упрашивать. Она с аппетитом принялась за странную, вкусную еду, не переставая любоваться окрестностями, озаренными последними лучами солнца.

Когда стемнело, повсюду разожгли костры, и пуэбло наполнил сладкий аромат горящей сосны.

И почти сразу же в одном из домов для собраний забили барабаны. Либби видела, что туда стекается народ.

— Нам тоже надо идти? — спросила она у Сансури.

— Всему свое время, — ответила индианка, подкладывая Либби на тарелку еще еды.

— Но, что они делают?

— Они совершают обряды моего народа. Когда все будет готово, начнется танец. Мы должны подождать.

Грохот барабанов не смолкал ни на минуту. Либби почувствовала, что этот древний звук вот-вот овладеет всем ее существом. Очнувшись из полузабытья, она принялась нервно потирать левую руку.

— Сколько еще ждать?

— Осталось немного. — Наконец Сансури поднялась. — Идем, — шепнула она.

Либби поблагодарила мать Сансури, и женщина дружески кивнула ей в ответ, взяв ее руку в свои прохладные пухлые ладони. Когда Либби повернулась, чтобы уйти, индианка указала на ее платье и что-то сказала дочери на родном языке.

— Что она сказала? — спросила Либби.

— Что белое платье, как раз то, что нужно, — с улыбкой ответила Сансури.

— Почему?

— Его хорошо видно в темноте.

Барабанный бой прекратился, и воцарилась тягостная тишина. Затем из дома собраний высыпали мужчины и выстроились в ряд на улице. Сансури схватила Либби за руку и потащила за собой.

— Я думала, это твой танец! — воскликнула смущенная Либби.

— Да, — гордо ответила индианка. — Поэтому я в белом. Он найдет меня в толпе женщин и встанет напротив. Идем!

Сначала Либби было немного неловко покачиваться в такт вместе с другими женщинами, распевавшими свои древние песни. Но, по-видимому, все были очень довольны: на красивых точеных лицах светились счастливые улыбки. Когда мужчины приблизились, Либби подумала, что никогда не видела более колоритного зрелища. Все индейцы были облачены в штаны из оленьей кожи, их обнаженные груди украшали серебряные амулеты. Либби почувствовала, как напряглась рука Сансури, когда напротив нее оказался человек, за которого она собиралась замуж. Это был могучий мужчина с длинными волосами и орлиным профилем.

И только тут Либби заметила, что рядом с ним находится не индеец, а Джонатан собственной персоной. И стоит он напротив нее! Было слишком поздно жалеть о том, что она надела белое платье.

— Привет, Либби, — улыбнулся Джонатан.

При виде Джонатана Сансури весело рассмеялась, толкая Либби в бок:

— Ты знала, что он придет!

— Ничего подобного, — возразила Либби, но вокруг стоял такой шум, что девушка не расслышана ее слов.

— Кажется, я вполне определенно дал понять свои намерения, — заметил Джонатан.

Сансури опять засмеялась. Джонатан улыбнулся, заметив белое платье Либби.

— Чья это была идея?

— Уж точно не моя! — быстро отозвалась Либби, но Джонатан только расхохотался.

— На нас смотрят! — упрекнула его Либби.

— А ты что думала? В белом платье и рядом с Сансури!

— Я не знала, что мне придется танцевать.

— Между прочим, очень неплохо смотришься.

Либби хотелось убежать подальше, но Сансури крепко держала ее за руку, а танец, казалось, будет длиться целую вечность. Фигуры людей, раскачиваясь, то сближались, то опять расходились. Порой мужчины и женщины оказывались так близко друг от друга, что Либби ощущала на щеке дыхание Джонатана.

— Зачем ты привела меня сюда? — шепнула она Сансури.

— Если тебя выберут в танце, ты будешь очень счастлива.

— Возможно, если бы я была на твоем месте…

Но Сансури только рассмеялась в ответ:

— Я счастлива, потому что выхожу замуж за хорошего человека. Мистер Хоуп тоже хороший человек, — лукаво добавила она.

Когда ряды танцоров опять сблизились, Либби заметила, что Сансури смотрит на своего будущего мужа влюбленными глазами и вся расцветает от его улыбки. Если бы все было так просто между нею и Джонатаном, со вздохом подумала Либби.

Ей казалось, что высокая фигура Джонатана затмила все небо. Барабаны грохотали без умолку, костры почти догорели, и только ярко сверкали звезды. Подняв голову, Либби увидела, что звездные стрелки, о которых говорил Педро, уже сместились.