Уже больше месяца Горликов просыпался слегка не выспавшимся: тяжело уснуть, когда в голову лезут приятные мысли о том, как потратить 2 млн. долларов. Раньше бессонница была другого рода: как бы прокрутить сделку века, чтобы денег хватило до конца жизни. На что их тратить, Иван Давыдович как-то не задумывался, вернее, пытался, но мечты перескакивали на безысходную реальность. Земли совхоза – миллионера располагались между двумя железными дорогами и федеральными трассами, но как будто кто-то специально дал взятку, как в свое время поступили извозчики города Томска, чтобы железная дорога прошла мимо города, превратив губернский город в захолустье. Так и совхоз «Путь к…» все трассы обогнули, совершенно обесценив земли в глазах потенциальных инвесторов. Даже дачников нельзя было заманить дешевизной земли, потому что все подъезды к совхозу заканчивались в 5-10 километрах. Миллионные долги, постоянно списываемые государством еще с шестидесятых годов прошлого века, позволяли директорам раз в десять лет насыпать тонкий слой щебенки, чтобы не вяз директорский УАЗик. На большее денег не хватало. Горликов отлично понимал, что в его совхозе активом является только земля, свинарники и коровники были, скорее, пассивом в глазах покупателя, так как памятниками архитектуры совсем не являлись, несмотря на фундаменты конца девятнадцатого века. Но и земля ничего не стоила. Из этих рассуждений состоял замкнутый круг, по которому бегали мысли, вариации проскальзывали, но очень редко, возвращая на путь безысходности. Пока в июне не появился потенциальный покупатель на два смежных участка. Вот тогда-то Горликов решил идти ва-банк. Он не стал оценивать земли совхоза (практически свои) по цене чернозема. Просто нарисовал приехавшей к нему парочке интернациональный значок доллара и двойку с шестью нулями на клочке бумажки. Почему двойку? Просто, один миллион он хотел пустить на покупку недвижимости и организацию своего дела где-нибудь на Кипре, а другой положить в банк под проценты. Да и участков было два, примерно одинаковой площади – все по-честному, по миллиону за каждый. Была и еще причина – три миллиона он просить побоялся. Парочка, которая приехала на переговоры, выдержала паузу, поинтересовалась о других потенциальных покупателях и уехала, как показалось Ивану Давыдовичу, расстроенной. С этого момента и начался период приятных бессонниц. Воздушные замки, голые и полуголые блондинки с брюнетками. Кабриолеты и даже белые штаны, как ни пытался Горликов заменить их в мыслях на смокинг с бабочкой, лезли в мечтах и лезли, иногда даже в комплекте с черной бабочкой, повязанной на голой шее, но без смокинга. Приятные мечты довели до того, что директор совхоза нашел книжечку с правилами игры в гольф и стал частенько пересматривать фильм «Жестяной кубок»[96]. Целый месяц жизнь казалась прекрасной и наполненной смыслом. Примерно неделю после отъезда «покупателей» Горликов представлял, как они валяются у него в ногах и просят снизить сумму хотя бы на 100 тысяч, но, ударяясь о стену непреклонности, соглашаются на два миллиона. Через две недели ожиданий парочка уже не валялась в ногах, а безропотно молила, стоя на коленях. Через три недели сидела на стуле, но униженно целовала гигантский золотой перстень, одетый на волосатый палец Горликова. Печатки у Ивана Давыдовича, правда, пока не было, да и пальцы волосатостью не отличались, но помечтать об этом было приятно. На четвертую неделю ожиданий покупатели хоть и вели себя на равных, но скидку все равно не получали. В голове директора никак не могло уложиться, что два миллиона могут хоть как-то уменьшиться.

Мечтая, Горликов пропустил первый звоночек, которым судьба обычно предупреждает, перед тем как вместо того чтобы безропотно подставить левую щеку после удара по правой, нагло уходит из-под удара и левой больно бьет ниже пояса, а правой в челюсть выносит в нокаут. Звоночком была миловидная девчушка, собирающая материал о сельском хозяйстве в средней полосе России. Вернее, ее подленький вопросик про экологию на подотчетной территории. Подумав, что пигалица решила поднять древнюю нитратную тему, директор ответил дежурными репликами коллег, мелькавших в девяностых по телевизору. Он тоже тогда готовился к приезду телевидения, поэтому отрепетировал речь, вот и пригодилась «домашняя заготовка». Находясь в приподнятом настроении, Иван Давыдович минут тридцать отвечал на вопросы начинающей журналистке (пигалице было не более двадцати). Следующие два часа, с ее подачи, были посвящены размышлениям о будущем. Экспромтом оседлав понятие «культурная революция на селе», цель которой осталась непонятной, директор во всех красках обрисовал средство ее достижения – гольф-клуб для селян. Пуляя мячик по поверхности земли, каждый смог бы ощутить себя ее собственником. Упомянуты были даже туфли для гольфа, что от правильного их выбора «ой как зависит точность и сила удара». Конечно, в окрестностях «Путь к…» больше бы подходила обувь типа «сапог резиновый самоочищающийся», но если думаешь о главном, не стоит обращать внимание на мелочи. Горликов поступил так же, как поступают физики, чтобы задача имела простое решение – отбросил бесконечно малое, вернее, очень много бесконечно малых, оставив большие совхозные поля и гольф.

Через неделю после приезда пигалицы мэр сам не поленился оказать Горликову бесплатную услугу «будильник», еще до повсеместного внедрения ее у сотовых операторов.

– В гольф вчера наигрался и еще спишь, пустозвон! Снимай пижаму, одевай гавнодавы и бегом ко мне! Вазелин не бери, ты его не заслужил!

– Валентин Петрович, я…, – гудки в трубке подтвердили серьезность звонка. Так началась война Ивана Давыдовича за малую Родину.

Дизайн кабинета мэра был узнаваем и соответствовал высоким стандартам советского, а затем и российского чиновничества. Ротация кадров подразумевала повсеместную стандартизацию, которая позволяла перемещать руководителей с одного места на другое с минимальными затратами. Человек, руководивший посевными кампаниями подсолнечника, легко перебрасывался на другой «прорывной фронт» и сразу же начинал руководить стаканолитейной промышленностью, не отвлекаясь на оборудование рабочего места. Если перемещение по служебной лестнице означало повышение, то в кабинете или рядом с ним появлялись приятные опции: душ, сигарная комната или бассейн, пользоваться которыми можно было обучиться без изучения толстенных инструкций.

Монументальный «совещательный» стол и стулья с красной обивкой освещались через раздвинутые тяжелые шторы, избежавшие в девяностых подкладочной участи большинства тезок из армейских комнат психологической разгрузки[97]. Деревянные панели стен, несмотря на солидный возраст, до сих пор попахивали клеем из ДСП. На столе мэра, припаркованного буквой Т к «совещательному» собрату, лежал свеженький номер газетки «Нечерноземец» со статьей «Гольф-клуб на радиоактивном поле». Кто-то позаботился, чтобы газетенка попала к мэру до появления в киосках и почтовых ящиках. Обычно микротираж распространялся партизанско-подметным методом и до мэрии не доходил, так как там не читали рекламы и рецептов бабушкиной засолки. Только во время выборов местной администрации мэр с удовольствием почитывал заметки про своих конкурентов, оплаченные спонсорами предвыборной компании по твердому прейскуранту черно-белой рекламы. Что помогало издателю раз в четыре года менять одну поношенную иномарку на другую. До выборов было далековато, и появление газеты в населенных пунктах вверенной территории предвыборным тиражом насторожило опытного аппаратчика. Ворот белоснежной рубашки, затянутый синим галстуком, собирал влагу, сползающую со стриженого затылка Судьбоносцева. Требовалась разрядка. Скоро подъедет Горликов, и тогда хоть что-то прояснится. Стоит ли бить тревогу и собирать все наличные силы или просто бросить под каток судьбы неудачника Давыдыча. По интеркому прозвучало: «Илья Стивович[98], к Вам Горликов». Мэр, нажав кнопку, просипел: «Запускай». В дверь то ли постучались, то ли поцарапались. Судьбоносцев рявкнул: «Входи, спортсмен!». Вошедший Горликов был его прямой противоположностью. Если костюм Судьбоносцева органично подчеркивал статус главы и сидел как влитой, то несуразность пиджака на директоре и нездоровый цвет лица говорили о какой-то ошибке природы. С точки зрения руководства все было логичным. Совхоз был настолько бесперспективным, что никакому даже очень дальнему родственнику не пожелаешь такой в управление. Директора́ менялись не путем административных смешений-назначений, а путем естественного хода вещей. Один неудачник умирал, другой приходил ему на смену. Как сказал один мальчик в фильме про Буратино: «Ищи дураков». Но дураки всегда находились, умножая бесперспективность и убытки совхоза. Сцена в кабинете мэра напоминала момент из старого доброго мультика про Маугли: «Смотрите на меня, Бандерлоги». Удав и обезьяна. Если удав сыт, то он слегка помнет обезьяну, но потом отпустит, если голоден, то ей не позавидуешь. Хотя незавидно в любом случае. Горликов робко приближался к столу. Судьбоносцев восседал на своем монументальном кресле.