С чего бы? Будто мне есть дело до какого-то Отбора для его светлости! Да пусть жениться. Но как я уже упоминала ранее: желательно на какой-нибудь мегере, чтобы мне не так обидно было. Хотя почему мне должно быть обидно? Иррациональное чувство, неправильное!

— Вовсе нет, Авина. Я прекрасно знаю свое место, и для меня важнее ребенок, — я положила ладони на живот, улыбнувшись который раз за день.

— Это видно, — ответила девушка. — Вы изменились. Это сложно не заметить. Вашу любовь к ребенку видно невооруженным взглядом. Думаю, поэтому и эрлорд изменил к вам отношения. Эстресс Марисель считает, что он слишком холоден, но вы ведь сами знаете, что раньше он был хуже. Ваши ссоры были почти невыносимы. Тогда вы хотели избавиться от ребенка…

Она замолчала, опустив голову.

— Я была глупа. Теперь я поняла всю ценность своего положения.

— Да, леди. — Ответила Авина и взглянула мне в глаза. — Но сможете ли вы остаться в Жемчужном дворце? Если эрлорд женится, то…

— Не волнуйся, — с улыбкой откликнулась я. — Я все выдержу.

…подальше от Жемчужного дворца и Ардахейма. Задерживаться там или тем более прожить всю жизнь я не планировала. Сейчас поосвоюсь, изучу этот мир и буду продумывать пути отступления. Жаль, что тот помощник все никак не объявляется — к лучшему это или к худшему? Он был темной лошадкой. И имеет ли отношение он к сегодняшнему происшествию? С одной стороны, мне ведь ничего не причинило вред, а с другой стороны — кому бы понадобилось изменять ритуал? Этот вопрос не давал покоя, но я ведь и не Шерлок Холмс, чтобы начать самостоятельно искать разгадку.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Авина поклонилась и вышла, выкатывая тележку с пустыми тарелками на подносах.

Вернувшись в кровать, я взяла книгу и… тут же её закрыла. Устала! Подложив под живот подушку, я начала стучать по столбику кровати. В какой-то момент я застыла и постучала еще раз — странно, звук полый. Поднялась на колени, обхватив пальцами красивое резное навершие.

— А это еще что?

На резьбу не похоже, скорее, на стык. Потянув, я сняла набалдашник. Внутри столбик оказался действительно полым, а в нем… бумажки! Письма! Оглянувшись на дверь, я вытащила их и разложила перед собой. Запираться не имело смысла: Авина не придаст значения, что я тут делаю, а эрлорд может шагнут и прямо в спальню через портал, двери для него не препятствие.

Та-а-ак, ознакомимся!

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Анвэйм Светлый, правитель Ардахейма

Аламинта… её было слишком много. Я не мог описать свои чувства, мной владел интерес, любопытство, тайна — они влекли, призывая разгадать все загадки дочери лорда де Шалиса. Откинувшись на спинку кресла в своем кабинете, я прикрыл глаза и воспроизвел в голове её образ — раньше он не казался мне таким нежным, притягательным и загадочным.

А сейчас… Сейчас Аламинты стало слишком много даже в моих мыслях.

Дверь открылась, и в комнату вошла эрледи. Она склонилась и села в кресло напротив. Сколько её помню, она всегда выглядела безупречно — пожалуй, это меня пугало в ней больше всего. Более того, она всегда была той, кто знал все наперед. Поэтому я не мог поверить, что снежинки были просто так.

— Не хотите мне что-то рассказать? — спросил, внимательно глядя на родственницу. — Желательно все: от начало и до конца.

Я поднялся на ноги и прошел к шкафу, где хранился запас алкоголя. Достав бутылку белого вина, я разлил его по фужерам и подал один из бокалов Джине. Женщина приняла его с благодарностью, слегка охладив заклинанием, и пригубила напиток. Я тоже сделал глоток и посмотрел на фужер: по хрусталю бегали солнечные блики. Они напомнили мне блеск глаз Аламинты — вызов, именно он давал такой эффект.

— Что именно вас интересует, мой повелитель? — спросила эрледи с наигранной улыбкой на устах.

— Для начала ответьте мне на самый безобидный из вопросов: почему вы так хотите узнать пол ребенка? — прямо спросил я, не став ходить вокруг да около. — Неужели действительно чтобы подготовить комнату соответствующего оттенка?

— Не считай меня глупой, Анвэйм, — ощетинилась эрледи, отставив фужер на стол. — Я знаю о пророчестве лучше тебя. Если ты не забыл, его выдохнул мой муж на смертном одре.

— При всем уважении, эрледи, ваш муж был сумасшедшим.

Черты лица дражайшей родственницы заострились, стали похожими на хищные. Так всегда случалось, когда кто-то порочил память о её супруге. Я же делал это с некоторой периодичностью.

— Помыть бы тебе рот с мылом за подобные слова в сторону твоего предка! У него был дар провидения, о чем известно всем.

— Он просто желал думать, что у него этот дар, эрледи. Я помню его настоящим сумасбродом. А рот мыть мне уже поздно — вырос из того возраста, когда позволил бы вам это сделать.

— Негодник! — воскликнула эрледи, но быстро взяла себя в руки, вспомнив, с кем разговаривает. Впрочем, я и так знал все её чувства, поэтому скрывать их не имело никакого смысла. Она вновь взяла бокал и сделала несколько коротких глотков. — В любом случае, нельзя допустить, чтобы это был мальчик. Иначе пророчество сбудется. Да, де Шалис и остальные думают, что двуликий ребенок — спасение, но ты и я знаем, что на самом деле все не так. Тебе правду рассказал отец, а я была свидетелем последнего предсказания своего мужа.

— С чем вас и поздравляю, — хмыкнул я. — Я до сих пор не понимаю, зачем было утаивать правду? Зачем было подменять пророчества?

— Мы боялись последствий. Народом мог овладеть страх, что ребенок, рожденный в межрасовом браке, может стать концом всего. Разумеется, до этого лишь одна девушка решилась выносить плод, но её судьба печальна, как и судьба её ребенка.