– Такие выставлены по всему гарнизону вперемешку с телами восставших, – пояснил Арий.

Лицо олигарха осунулось. Вид тряпичной куклы в панцире и шлеме прибавил олигарху немало седых волос. Крассовскому удалось взять себя в руки. Он сглотнул подкативший к горлу ком. Взглянул на гарнизон, на котором толпились легионеры. Пехотинцы подходили к котлам с маслом, изучали конструкцию ловушки, которую использовал мёоезиец в этом бою. Кто-то крутился возле восставших, которые не изменили своих поз с тех самых пор, как начался штурм. Касались их кончиком гладиуса, кто-то пинал ногой. Несколько тел рабов упало со стены в наполовину заваленный ров. Послышались хлопки, с которыми тела бились о влажную землю. Не оставалось сомнений, что это были настоящие тела.

Слышались смешки, таким образом легионеры снимали с себя напряжение. Крассовский краем уха слышал, как продолжили свой разговор легаты. Говорил все тот же Квинт Арий. Легат косился на претора, тщательно подбирал слова. Однако говорить здесь ничего уже было не нужно. Расплывчатая картинка теперь прояснилась, все встало на свои места.

– Идиоты, – прошептал Крассовский и закрыл лицо рукой.

Как получилось так, что Спартак вынудил его сражаться с мертвыми и чучелами? Человек, которому сенат доверил чрезвычайный империй, воспринял этот розыгрыш подлого раба на полном серьезе. Более того, понес потери в этой битве! Марку Робертовичу, вдруг понявшему всю абсурдность ситуации, в которой он оказался, захотелось разом провалиться сквозь землю. Спартак обвел его вокруг пальца уже во второй раз. Как вышло так, что он заглотил крючок раба?

Сквозь открытые нараспашку ворота городского гарнизона виднелся силуэт города-порта. Сейчас Кротон напоминал город-призрак, брошенные на произвол судьбы развалины. Ничего не говорило о том, что в Кротоне есть жизнь. Мелькнула мысль, что Спартак вырезал местных жителей и именно их тела усадил на гарнизон. Гадать не было привычкой Крассовского. Следовало прийти в город и все осмотреть. Кроме как в Кротон обессиленному войску гладиатора некуда было отступать! Ни в коем случае нельзя было терять время! Олигарх понимал, что трюк, который показал мёоезиец на стене, послужил для отвода его, Крассовского, глаз.

– В Кротон! – взревел олигарх.

Легаты мигом прекратили споры. Авторитет Красса все еще был непоколебим. Войско помнило жестокий урок децимаций. Квинт Арий, Публий Консидий Лонг и прочие офицеры бросились к легионам, чтобы продолжить вдруг захлебнувшееся наступление.

* * *

Поздно, батя, пить боржоми, когда почки отказали. Это была первая мысль, которая пришла в голову Крассовского, когда тот увидел улицы Кротона собственными глазами. Город был пуст. Картина ночного Кротона угнетала. Спартак устроил на улицах Кротона самую настоящую резню, затопив город в крови. На улицах лежали трупы попавших под горячую руку варваров горожан. Сломанная мебель, разбитые кувшины, предметы утвари. Многие дома оказались разрушены, многие сожжены. Амбары, в которых хранились запасы, были испорчены. Из небольшого порта исчезли корабли, на поверхности воды остались жирные масляные разводы, плавающие у берега. Спартак сжег большую часть города дотла, поставив перед собой задачу стереть маленький Кротон с лица земли, превратив порт в город-призрак. Нетрудно было догадаться, что самого Спартака и его рабов здесь не было.

Прошерстившие Кротон вдоль и поперек легионы обнаружили след рабов на дороге, ведущей из Кротона на северо-запад, вдоль побережья Ионического моря. След, вытоптанный тысячами ног восставших, вдруг расходился в разные стороны. Спартак умел преподносить сюрпризы, от которых подчас захватывало дух! Мысль о том, что варвару удалось уйти, разделив на выезде из Кротона войско, сводила Крассовского с ума. На город, выпотрошенный, словно рукой мясника, олигарху было плевать. Он видел его в первый и последний раз. Да и Спартаку следовало сказать спасибо за то, что показал ему пример и лишний раз напомнил, что на войне были хороши все средства. Своими действиями мёоезиец развязал олигарху руки в этой и без того жестокой войне. Теперь на любую критику чрезмерной жестокости Крассовского в этой войне ему найдется чем крыть. Эта мысль успокаивала.

Крассовский смотрел на расходящиеся в стороны следы, тщетно пытаясь взять себя в руки. Зачем? Зачем Спартак вдруг решил разделить силы восставших на части? Ни сам олигарх, ни его полководцы не могли внятно ответить на этот вопрос. Решение мёоезийца ставило в тупик и было лишено всякой логики. Спартак последовательно, шаг за шагом, навязывал римлянам свою игру. Варвар на своей территории чувствовал себя как рыба в воде, тогда как Марку Робертовичу требовалось время, чтобы привыкнуть к новым для себя правилам. Пока же он раз за разом оставался в дураках. Необходимо было разорвать обозначившийся порочный круг и навязать Спартаку свой ход развития событий. Однако теперь судьба подбросила в жизнь олигарха обстоятельства, с которыми ему следовало считаться не меньше, чем с кознями подлого варвара. Что делать дальше, он пока что не знал.

Олигарх, весь багровый от злости, стоял на центральной улице Кротона, всматриваясь в пустые безжизненные окна домов и ожидая прибытия Публия Лонга, который на правах советника претора должен был принести донос. Крассовский держал в руках измятый свиток, который уже успел прочитать с тысячу раз. Свиток обжигал; казалось, что он неприятно пах, но Марк Робертович не решался выбросить его или сжечь. Свиток был получен накануне, когда его войска уже вошли в Кротон. Принес его исхудалый гонец на породистой лошади, которых обычно не бывало у почтовых. Конь был загнан, гонец не жалел животное и скакал во весь опор. Стоило понимать, что тот, кто поручил доставить послание олигарху, не жалел средств на то, чтобы свиток попал к претору в кратчайшие сроки. Крассовский почувствовал легкую неприязнь, когда взял свиток в руки. На этот раз интуиция не подвела. Из Рима пришли дурные вести.

Наконец, на конце улицы появился старый легат, для которого эта война должна была стать последней. Несмотря на годы, он шел пружинистыми шагами, и все движения выдавали в Публии Консидии Лонге закоренелого офицера, который, несмотря на свой чин и благородное происхождение, всю свою жизнь сторонился оргий и прочих мирских утех, что позволяло себе большинство остальных офицеров римской армии.

– Мое почтение, Марк Лициний, – поприветствовал он Крассовского.

Его голос прозвучал как-то странно посреди пустой улицы. Олигарх коротко кивнул головой, не удосужившись выразить почтение своему давнему стороннику.

– Что все это значит? – проскрежетал он сквозь зубы.

Вопрос поставил в тупик военного советника. Перед глазами Консидия Лонга стояла еще свежая картинка того, как разгневанный проконсул сломал нос одному из центурионов его легиона за то, что тот доложил, что мёоезийца в городе нет.

– Что все это значит, Публий? – повторил олигарх. Марк Робертович с трудом сдерживался, тщетно пытаясь взять контроль над собой.

Крассовский сверлил советника взглядом. Он знал, что вряд ли получит ответ на свой вопрос, но в этот миг растерянность Лонга, его потухший взгляд приносили олигарху удовольствие.