имени: Озмуна, Кольдина и Ольгерда. Дав народу проораться, Гонза поднял руку, призывая к тишине. По традиции перед голосованием каждый кандидат должен был сказать дружине свое слово, и первым, как самого молодого, ветеран вызвал Ольгерда.

Проталкиваясь к помосту, Ольгерд держал в голове тот длинный разговор с Фарланом, что они провели в предутренние часы.

«Руголандцы народ прагматичный и осторожный, — убеждал его тогда венд, — для них выбрать конунгом безусого юнца, поступок почти безумный. Для этого они должны поверить, что ты не просто наследник Хендрикса, а практически его новое земное воплощение. Тебе надо убедить их в божественной воле твоего избрания, в величайшей миссии, возложенной на тебя богами».

Поднимаясь по ступеням, юноша еще не знал, о чем он будет говорить и как будет убеждать своих соплеменников. В мозгу вертелись обрывки фраз Фарлана, его рассказы о подвигах деда, об отце, о том, чего они хотели и не смогли достичь. Наконец, он поднялся, и ветераны, расступившись, пропустили его к краю. Его потряхивало, и в коленях появилась противная слабость, но Ольгерд собрался и, одернув себя, взглянул прямо в нацеленные на него сотни глаз. В этот момент его вдруг осенило, и он понял, что скажет дружине.

Многие ждали от него рассказа о гибели отца и призыва к отмщению, но парень начал не с этого.

— Братья мои, руголандцы! — Прогремел над головами голос Ольгерда. — Еще мой дед хотел закрепиться на этих берегах, но, к сожалению, ему это не удалось. Великие боги не поддержали тогда народ Руголанда своей милостью, но сегодня вы чувствуете, как Оллердан невидимо реет над нами и осеняет тенью своей колесницы. Мы здесь, на южном берегу! Но успокаиваться рано, не в этом пророческий замысел богов, не затем они открывают нам путь величайшей славы, чтобы мы осели здесь и удовольствовались малым. В одну из ночей, когда я горевал о гибели моего дяди, Рон Громовержец открыл мне истинный замысел. Мы должны идти дальше на юг! Боги обещают нам удачу и свое покровительство на дороге славы. То, что не смогли одолеть ни Хендрикс, ни Ролло, сегодня можем завоевать мы, их потомки! Я вижу этот путь, я вижу то, что открыли мне боги и говорю вам: «Если вы выберете меня, то я приведу вас к таким вершинам славы и богатства, о которых вы даже не мечтали в своих самых сокровенных снах!»

Младшая дружина завопила от восторга, и многие их поддержали, но ветераны в основном сохранили молчание. Озмун оглядел хмурые лица вокруг себя, и то сосредоточенное напряжение, что исходило от даже самых верных товарищей, ему не понравилось. «Паршивец запалил опасный огонь, — процедил он про себя, — в таком пламени проще сгореть, чем согреться!»

Поднявшись на помост, Озмун говорил недолго, но убедительно.

«Синица в руках, лучше журавля в небе. — Рубил он отрывистыми фразами. — Разумные люди не должны вестись на юношеские бредни. Руголанд всегда отличался взвешенностью и подготовленностью решений. Боги богами, но мы всегда полагались только на себя и твердость своей руки. Опыт и мудрость — два столпа на которых стояла и стоять будет земля Руголанда».

После Озмуна говорил Кольдин. Говорил долго и витиевато, с каждым словом все дальше и дальше отходя от своей заветной цели. Он и сам это понял, когда, спускаясь по ступеням, слышал нестройные крики поддержки. Отойдя к своим сторонникам, главный хозяйственник исподлобья оглядел толпу и расстроенно пробурчал: «Бараны, сами не понимают, чего хотят!»

Крики стихли довольно быстро, Гонзе даже не пришлось призывать к тишине. Он лишь поднял вверх открытую ладонь и объявил:

— А теперь вы, вольные люди Руголанда, объявите волю свою. За то, чтобы конунгом избрать Ольгерда…

Раскрыв мешок, помощник Гонзы пошел по рядам и, изъявляющие желание, бросали туда полученный ранее камень, называемый избирательной битой.

— За Озмуна… — Выкрикнул председатель, и процедура в точности повторилась.

— За избрание конунгом Кольдина! — В третий раз известил Гонза, и вновь в мешок посыпались биты.

Собрав в три мешка волеизъявление дружины, трое заслуженных ветеранов удалились для подсчета голосов. Поскольку Гонза с помощниками мечом владели лучше чем счетом, процедура затянулась настолько, что когда они вновь появились народ уже изнывал от нетерпения.

Ветераны выглядели слегка растерянными, и это не укрылось от ожидающих их дружинников.

— Что не так? — Хмуря брови, выступил вперед Озмун, но Гонза знаком заставил того вернуться на место.

— Мы пересчитали три раза, — начал он, сразу отметая возможные упреки, — и получили вот такой результат. Из двухсот тридцати двух членов дружины за Ольгерда отдали свои голоса восемьдесят три бойца, за Озмуна ровно столько же, и за Кольдина шестьдесят шесть голосов.

Собравшиеся встретили это известие полной тишиной. Никто не мог припомнить ни такого совпадения, ни того, как поступали раньше в подобных случаях. Гонза подождал еще немного, и поскольку желающих выступить не нашлось, то он глубокомысленно изрек:

— В таком случае по закону Руголанда назначаются перевыборы между кандидатами, набравшими одинаковое количество голосов, а претендент, получивший меньшее число голосов, в перевыборах не участвует, и имя его снимается с голосования. Все члены общества должны вновь получить избирательные биты.

После сказанного помощники вновь пошли по рядам, и каждый, запустив руку в мешок, вытаскивал камень по новой. Процесс шел не быстро, и Озмун, покрутив в пальцах свою биту, поднял взгляд на Кольдина. В его глазах читался немой вопрос — ты за кого? И губы Кольдина непроизвольно растянулись в злорадной усмешке — переживаешь⁈ Сейчас каждому стало ясно, что окончательный результат зависит только от того, что шепнет своим людям опытный хозяйственник.

Сколько бы Кольдин не храбрился, в действительности ему предстоял нелегкий выбор. Отдать голоса Озмуну было бы правильней и спокойней. Хоть он и не любил этого прямолинейного солдафона, но давно уже научился находить с ним общий язык. Ольгерд — темная лошадка, и куда приведет его выбор одному лишь Оллердану известно, но с другой стороны, такой опытный человек как Кольдин чувствовал за этим парнем какую-то мистическую силу, и это смущало. А вдруг слова его о несметных богатствах не пустой звук, а действительная воля богов.

Решив что-то про себя, Кольдин наклонился к уху ближайшего из подручных и шепнул ему коротко, одним словом. Тот тут же кивнул и вьюном заскользил в плотной толпе.

Все это произошло на глазах Озмуна и Ольгерда, и было понятно, что тот назвал имя. Но вот какое? Это им