Меня переполняют чувства, от которых грудь сдавливает, будто оттуда выкачали весь воздух.

— Тимур, — только и получается прошептать, но он подносит к моим губам ладонь и легко касается тыльной стороной.

— Ты что, думала, будет по-другому? Я позволю тебе и дальше работать по выходным, чтобы еще год собирать на операцию?

— Как… — мне все еще трудно говорить, — как мне отблагодарить тебя, Тимур?

— Если ты поможешь мне с Соней, то это я тебя должен буду благодарить, — отвечает он серьезно.

— Но чем я могу помочь? — спрашиваю удивленно.

— Как ты помогла, когда мне пришлось улететь, — взгляд Арсанова обжигает. — Она тянется к тебе и к Бодьке. Переезжайте к нам, Полина, у меня большой дом. Я выделю вам целый этаж.

— Нет, Тимур, я не смогу жить… у тебя, — я чуть не говорю «с тобой», вовремя прикусываю язык. Жить с ним меня никто не приглашает. — Это неправильно. Я буду забирать Соню к нам, буду привозить Богдана к вам, но переехать я не могу. Прости.

— Как скажешь, — Арсанов выглядит разочарованным, — в любом случае это не отменяет моего участия в Бодьке. Но мне жаль, не буду лгать.

— Нам пора, завтра рано вставать, — избегаю смотреть ему в глаза, слишком противоречивые чувства меня сейчас раздирают.

— Пойдем, позовем детей, — предлагает Тимур, я поспешно киваю.

Мы идем к ним, но Соня с Богданом слишком увлечены, поэтому нас не замечают. И мы невольно слышим их разговор.

— Мне нравится твой папа, Соня, — говорит мой сын, — я тоже хотел бы себе такого.

— А мне твоя мама, — отвечает девочка, сидя на тахте и болтая ногами. — Хочешь, я поделюсь с тобой папой?

— Хочу, — говорит сын.

— А ты поделишься со мной мамой?

Богдан думает дольше, но его ответ я уже не слышу, меня берут за талию и оттаскивают в сторону.

— Слышала? — раздается над ухом прерывистое дыхание. — За нас уже все решили.

— Они дети, Тимур, для них это игра… — блею я несвязно, но он разворачивает меня лицом, и мы встречаемся взглядами.

— Нами поменялись, Полина, — в глазах Арсанова пляшут смеющиеся черти, — так что хочешь, не хочешь, придется подчиниться.

И пусть на меня упадет весь этот ресторан, если я не хочу подчиниться. Ему. Прямо сейчас. Но я лишь растерянно моргаю, не имея никаких сил, чтобы возражать.

* * *

После ресторана Тимур предлагает прогуляться по набережной.

— Соня, становись, я тебя покатаю! — зовет сын девочку, и она взбирается на подножку за коляской.

— Пап, смотри! — оборачивается Соня к Арсанову. Тот улыбается дочери, но когда дети отъезжают, улыбка мгновенно сходит с его лица.

— Никогда не прощу себе, что не остановил тебя тогда, — говорит он с незнакомым металлом в голосе. Я даже вздрагиваю от неожиданности.

— Когда?

— В нашу последнюю встречу. Я смотрел, как ты шла к торговому центру и ругал себя, что не взял у тебя номер телефона. Как же я так протупил, — он ругается сквозь зубы, и я даже останавливаюсь.

— Прошло почти четыре года, Тимур, что ты…

— Вот именно, — обрывает Арсанов, — целых четыре года. Или ты думаешь, если бы я был рядом, допустил бы такое?

Он указывает подбородком на едущего в коляске Богдана, и я опускаю глаза. Не хватает духу переспросить, что он имеет в виду. Был рядом… Господи, если бы все это время со мной рядом был Арсанов, я бы от счастья точно тронулась!

— Давай лучше в догонялки, Бодь! — Соня срывается с места и заливисто смеется.

Не могу сдержать улыбку, зато Арсанов у нас сегодня явно борется за звание Капитан Мрачность.

— Я никогда ее такой не видел, — хмуро говорит он, а потом вдруг останавливается, крепко взяв меня за локоть.

— Полина, пожалуйста, не отказывайся. Переезжайте ко мне.

Жить в одном доме с Тимуром. Матерь Божья. Да он сейчас просто стоит рядом и держит за локоть, а у меня от этой точки соприкосновения по всему телу идут разряды. Что будет со мной, если я увижу его в домашней одежде на кухне, пьющим кофе?

И это хорошо, что в одежде. А если вдруг случайно застану его после душа? В одном полотенце, запахнутом на бедрах. Представляю полуголого Арсанова в его спальне, и меня качает в сторону.

Хватаюсь за него, чтобы не упасть, и теперь уже две точки соприкосновения разгоняют невидимые волны.

— Прости, нога подвернулась, — бормочу смущенно, отнимая руку. — Послушай, Тимур, я правильно понимаю, что ты предлагаешь мне место няни для Сонечки? — и быстро уточняю: — Или гувернантки?

Он несколько минут рассматривает мое лицо, будто видит впервые, а затем отвечает довольно резко:

— Нет, Полина. Неправильно. Няни и гувернантки не должны привязываться к детям. Это непрофессионально. А я хочу, чтобы у Сони был именно близкий человек. Который заменит ей маму.

У меня земля уходит из-под ног. Конечно, пока я работала моделью, я видела много странных контрактов, но такое мне предлагали впервые.

— Хорошо, как я объясню это Богдану? — привожу самый главный аргумент.

— А зачем что-то придумывать? Скажи как есть, — мне кажется, или он чересчур напряжен?

— Но, Тимур, — почти шепчу я, — так нельзя.

— Что именно нельзя? — уточняет Арсанов.

— Играть чувствами нельзя, — пытаюсь подобрать правильные слова, — они же дети. Над ними нельзя проводить эксперименты. Если вдруг не получится, ты будешь дальше подбирать Соне маму методом тыка? И что я тогда буду должна говорить сыну? Он… — собираюсь с духом и все-таки это говорю, — он тоже может привязаться к тебе. Что тогда с ним будет?

Тимур нетерпеливо взмахивает рукой.

— Что тут может не получиться, Полина? Я два дня только и слышу от дочки о тебе и Бодьке.

У меня чувство, будто мы говорим на разных языках. Все верно, с мужчинами нельзя объясняться намеками и полутонами. Им надо говорить по существу, как есть.

— Это может пройти, Тимур. Как восторг от новой игрушки. Повторюсь, это дети. А еще есть… ты.

— Что я?

— Ты захочешь устроить личную жизнь, женишься, и у Сони появится еще одна мама? Куда ты нас тогда денешь?

Арсанов смотрит на меня, не мигая.

— Ты это сейчас серьезно? Может, тогда скажешь, прорицательница, почему я до сих пор не женат?

Он сует руки в карманы и смотрит на реку. И пока я гадаю, он разозлился или обиделся, Тимур продолжает:

— Ты задаешь правильные вопросы, Полина, и я возможно с тобой бы даже согласился, но… Я точно знаю, если я снова тебя упущу, это будет самой моей большой ошибкой. Поэтому, у нас нет другого выхода. Мы должны пожениться.

Наверное у