три в ширину. Комнатка, скорее даже клетушка, находилась в мезонине деревянного дома. В ней помещались только стол, два стула, один из которых был ломаный, и сундук, служивший девушке постелью. Наташа снимала ее у семьи столяра и была очень довольна своими хозяевами.

Было воскресенье. Наташа только что вернулась от обедни, положила на стол несколько пакетиков и стала прибирать свой уголок. Она вытерла пыль, повесила на стену картинку, изображавшую девицу с цветком в руках, несколько фотографических карточек. Затем она достала из сундучка чашку и коробочку с сахаром. Дверь приотворилась, и показалось доброе, приветливое лицо старушки хозяйки.

— Наталья Сергеевна, возьмите-ка вот два цветочка, поставьте на окно… Сразу веселее в комнате станет.

— Спасибо, хозяюшка, спасибо! Какая вы добрая! Все вы обо мне беспокоитесь… Какие хорошенькие цветочки!

Наташа поставила на окно герань и фуксию, и комната действительно сразу приобрела уютный вид.

— Вы молоденькая… Вам цветочки и подойдут. А нам, старикам, уже не очень-то к лицу, — засмеялась хозяйка. Наташа звонко ее поцеловала.

— Спасибо, хозяюшка. А я сегодня к себе в гости на новоселье жду: дядя мой придет, монах, две подруги… Уж вы одолжите мне посуды — хочу чайком их угостить.

— Бери, милушка, бери все, что есть у меня… Чашек хватит, тарелок тоже, и три ножа есть, и три вилки хороших, и масленка, коли надо, а вот ложек всего две, и то не серебряные.

— Ничего, ничего… Ложек довольно. Ведь только помешать. Мы поделимся.

— А если хотите, голубушка, я к соседке сбегаю, она мне и ложек даст. Я ей тоже не отказываю.

— Нет, не надо. Зачем беспокоиться. Дайте, пожалуйста, еще стул и табуретки. Да пожалуйте и вы с мужем ко мне на новоселье, чайку попить.

— Приду, приду милушка. Муж-то уйдет. Справляйтесь, а я к вам посуду перетаскаю. Тесно только… Ну да ничего, и в тесноте люди живут…

Наташа собиралась угостить своих гостей на славу. Она нарезала на тарелку колбасы, на другую — ситного; положила сладких крендельков и пряников, а на блюдце — варенье. Все было более чем скромно… Хозяйка носила посуду, а Наташа все раскладывала. Она оглянулась кругом и улыбнулась. Немного гостей ожидала девушка, а хлопот, как у всякой хозяйки, было, как говорится, полон рот.

Не успела она все прибрать и приготовить как следует, как послышались шаги, голоса, и в комнату вошел Николай Васильевич с корзиночкой в руках.

Наташа радостно бросилась к нему:

— Дядя Коля, голубчик, как я рада вам! Вы у меня на новоселье!.. А я в своем углу…

— Поздравляю тебя, Наташечка, с новосельем! Вот тебе и хлеб, и соль. Не обессудь. Уж ты-то знаешь мои средства…

— Зачем это, дядя Коля? Я и так рада, что вы у меня!..

Николай Васильевич принес маленький черный хлебец, на верху его стояла солонка собственного изделия, и, кроме того, в корзинке лежали пять пирожных.

— Не правда ли, у меня хорошо, дядя Коля? — улыбаясь, спросила Наташа.

— Очень хорошо, Наташечка… Какие обои миленькие… И обстановка тоже ничего… И вид из окон прекрасный…

Наташа рассмеялась:

— Ну что за вид — во двор… Мужики да куры ходят, да крыши видны… Обстановки-то и нет у меня… Главное, дядя Коля, у меня свой угол! Буду на него зарабатывать сама. И я тут хозяйка — что хочу, то и делаю. Какое счастье! Я так рада!

Николай Васильевич тихо рассмеялся, заражаясь весельем девушки, и заговорил ей в тон:

— Заживешь ты теперь, Наташечка, как принцесса. А там, Бог даст, женишок подвернется, и замуж тебя выдадим…

— Я об этом и не думаю… Хочу работать, пробиться на дорогу… Хочу читать, учиться. И пользу кому-нибудь, кроме себя, приносить… Иначе жить скучно… Научите меня, дядя Коля! — взволнованно отвечала Наташа.

Николай Васильевич смутился:

— Право, я и сам-то неученый, Наташечка. Уж не знаю, что тебе и посоветовать… Сразу-то ничего и не придумаешь… Вот, разве книжки тебе божественные могу принести.

— Ну, и не думайте… Время покажет. А сегодня будем кутить! У меня сегодня новоселье… И дорогие гости будут… Вы, моя хозяйка и две подруги приютские. Вы их видели — сестры Андреевы. У них еще дедушка швейцар.

Николай Васильевич сделал испуганное лицо, завертелся на стуле и покраснел.

— Гости? Я не знал, Наташечка… Я не могу, я уйду. Я, ты знаешь, стесняюсь. И притом девицы… Я и говорить-то с людьми разучился. При девицах очень стеснительно. Я уйду, Наташечка, как хочешь. Я приду к тебе в другой раз…

— Ведь у меня не бал, дядя Коля… Странный вы человек. Нечего стесняться, все свои… Не пущу я вас. Я так вам рада!.. Не пущу ни за что!

Николай Васильевич умолк и как-то съежился. Он действительно разучился быть с людьми, стеснялся и боялся.

Вскоре в Наташину комнатку вошли две девушки, свеженькие и миленькие. Подруги звонко, радостно расцеловались. Полились расспросы, рассказы, разговоры…

— Надя, Люба, как я рада вас повидать!

— А, вот как ты живешь, Наташа! Это твой дядя? Очень приятно. Мы вас давно знаем. Наташа вас так любит! Она всегда ждала вас в приюте, и мы все это знали.

Николай Васильевич сконфузился до слез, все кланялся и только говорил: «Да-с, да-с, верно-с…» Он забился в угол комнаты и, казалось, готов был скорее провалиться сквозь землю, чем завести разговор с девицами. Наташе стало жаль его, и она занялась подругами. Обе девушки жили хорошо, спокойно у своего дедушки и работали на стороне. Наташа рассказала кое-что про свою жизнь.

— Знаешь, Наташа, а я недавно встретила Анюту Мухину, — вдруг вспомнила Люба.

— Ну, что? Воображаю, что она тебе порассказала. Чудеса?.. — спросила Наташа и вся обратилась во внимание, приготовившись услышать сказку из «Тысячи и одной ночи».

— Нет, ты ошибаешься… Ты и представить себе не можешь, как жизнь ее обманула… Стала она худая, бледная… Подурнела… Грустная такая, и не узнать ее.

— Да неужели? Что ты говоришь! Может ли это быть? Что с ней? Как мне ее жаль!..

— Правда, правда… Ее мать больше уже не живет у этой графини… У них там вышла какая-то история. Анюта заплакала и сказала: «Ах, в жизни так много горя через роскошь-то…»

— Как жаль Анюту! Бедная, бедная… Как она радовалась на свою жизнь, как ждала богатства и счастья, — печально говорила Наташа.

— Я ее звала к себе. А она сказала: «Никуда не пойду и видеть никого не хочу…» Уж не знаю, что с ней случилось. Конечно, много на свете злых людей. Может, мать ее оклеветали перед графиней… Может,