Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Президент и Дмитрий, провожавшие наших гостей, ещё не вернулись. Мы оставались с начальником вдвоём.
Вместо того чтобы довольно потирать ручки и пускать слюнки от многомиллионного контракта, этот посланник ада сидел в кресле и без улыбки смотрел на меня тяжёлым, буквально придавливающим взглядом.
— Дарья, что это было?
Я сделала вид, что не понимаю вопроса.
— Что вы им имеете в виду, Сергей Борисович?
— Не прикидывайся! Что передал тебе Баки, и о чём вы говорили?
— Он всего лишь сказал, что полюбил меня ещё до рождения пророка Мухаммеда и предложил улететь с ним навсегда и никогда не возвращаться, — решила я поиздеваться над боссом.
Его тёмные брови сошлись на переносице:
— Брось эти дурацкие шуточки!
— Я не шучу, вы разве не видели, как он на меня смотрел во время переговоров?
Сощурившись, Борисыч скептически покачал головой:
— Никогда не поверю, что ты до такой степени легкомысленна и согласишься всю жизнь прожить в золотой арабской клетке.
У-у-у, чёрт рогатый, да он прямо мои мысли читает! Нет, нет и нет. Я для всех закрытая книга, которую никогда никому не открыть. Без моего разрешения, естественно.
— А давайте поспорим, что смогу?! — решила я подначить.
— Да с меня одного раза хватило, проиграл ведь и..., — вздохнул он, — больше с тобой не спорю.
Это можно было считать за похвалу. Я опустила взгляд, чтобы скрыть торжество. Заслышав в коридоре голоса двух других начальников, поднялась и отошла к окну. Что же теперь скажет синеглазый обольститель? Чует моё сердце, одной словесной похвалой тут не обойдётся...
...Интуиция не подвела меня и на этот раз. Когда вернулись президент с Дмитрием, Ролан сначала отдал распоряжение Черных составить список тех, кто участвовал в подготовке к переговорам: все они приглашались сегодня в восемь часов вечера в клуб-ресторан, в связи с чем объявлялся сокращённый рабочий день. А потом... дошла очередь и до меня.
Обдавая шлейфом дорогого парфюма, Ролан Борисович подошёл ко мне, взял за руку и, приблизив её к губам, нежно поцеловал запястье. Вот демон-искуситель на мою голову! В этом, казалось бы, невинном жесте, было больше огня, чем во всех предыдущих поцелуях.
— Дарья Алексеевна, я очень благодарен вам за удачно проведённые переговоры. Вас ждёт премия в размере тысячи долларов США, — проговорил он своим бархатным голосом.
Бо-о-оже... а это... это... никогда в жизни не слышала ничего эротичнее! Да-да, ещё, ещё, майн либе! Сделай мне ещё раз приятно в этом же месте!
— А мне кажется, благодарить нужно Сергея Борисовича. Переговоры — это целиком его заслуга, а я лишь переводила, — скромно ответила я.
Неужели в крови уже вырабатывается противоядие против его чар?
Президент сделал вид, что не расслышал. Наклонившись, он шепнул мне на ухо:
— Дашенька, я соскучился. После ресторана поедем ко мне?
Нет, ну каков нахал! Где-то в груди вспыхнуло негодование, короткое, как горение спички. Безобразие, я даже повозмущаться не успела. Неужели стоит какому-то холёному красавчику подышать мне на ухо, чтобы я растаяла как мятная конфетка?
Его обаянию было сложно противостоять, но я пыталась изо всех сил.
— Это невозможно, — сказала довольно тихо, но, кажется, его брат всё же услышал мои слова.
— Дарья, выйди, пожалуйста, нам с президентом нужно поговорить, — резким голосом попросил Сергей Борисович.
И опять я в дурацком положении. Чёрт бы побрал Ролана с его настойчивым желанием затащить меня в постель! Не говоря ни слова, я выскочила из кабинета и в полном душевном смятении плюхнулась на диван.
В приёмной никого не было, а дверь осталась приоткрытой. Оттуда доносился грозный голос адского Борисыча:
— Сколько раз тебя просил: оставь Дарью в покое, девчонка ведь совсем! Неужели тебе мало Леночек, Любочек, Светочек?..
Я вздрогнула и, оцепенев, обратилась в слух. Ролан говорил негромко, но с ушами-то у меня тоже всё в порядке.
— Тебе что, так нравится эта малышка?
Малышка?! Я даже не успела толком разозлиться, как сердце ухнуло в желудок от следующего заявления:
— Да, нравится!
Вот это да... ужас сковал члены, холод растёкся по позвоночнику. Паника обступила меня со всех сторон, вот и пришёл смертный час, когда не ждали. Мама, мне страшно! Звоните в милицию, вешайте чеснок, готовьте гранатомёт с серебряными пулями. Да пусть меня лучше маньяк в подворотне изнасилует! Очень сексуальный.
Да что угодно, только не он! Меня в этой жизни вообще ничто так не напугает, как жуткий босс. Господи боже, спаси и сохрани. Да я его боюсь больше, чем инквизицию и святую воду! Больше, чем Обаму! Да, не спорю, выдержка у мужика ого-го, но мне-то что с того?! Я-то в его присутствии чувствую себя как олень в первый день охотничьего сезона.
Ролан издал короткий смешок:
— Не вопрос, гони двадцать процентов, и она — твоя!
Синеглазый босс меня продаёт, адский покупает?! Что ещё за торговля живым товаром? От негодования горло перехватил спазм. Да и какие такие двадцать процентов?! Двадцать процентов от какого места? Нет, одно дело, если это про жирок на бёдрах, тут я возражать не буду. А если это, скажем, нога? Или того хуже, рука?! И вообще, как эти двадцать процентов отделять-то будем? А хранить? Долго ведь не пролежат, на улице сейчас тепло, а мясо портится только так... Бактерии, опять же, стафилококк... Господи, да моё-то какое дело?! Что за ахинея в голову лезет?! Не дам я ничего отделять и тем более хранить! Не для того мама дитятко рожала!
Или о чем они вообще? Если о деньгах, то это ещё более возмутительно! Я стою намного дороже! Сто пятьдесят как минимум, не меньше!
Но вместо того, чтобы влезать в торги и повышать ставки, я только возмущённо просипела.
Зазвонивший телефон прервал разговор двух начальников, а я на полусогнутых (хотя ещё целых!) ногах поднялась и, проклиная всё на свете, направилась в отдел кадров. Я им покажу, who is who в этой дурацкой конторе! Такого унижения и подлости я им никогда не прощу.
Вот она благодарность за дурацкий шопинг, мастер-класс по арабскому этикету, переговоры, будь они неладны! Да я для них... всю себя... жизни не пожалела... наизнанку вывернулась... в дорогие тряпки разоделась... всю душу им, а они! И ни в какой ресторан не пойду, и вообще уволюсь, к чёртовой матери! Пусть они