— Теперь надо разделиться, — сказал он.

Никто не сдвинулся с места. Кто-то палку выронил.

«Не понимают! — стало ясно Диме. — Никогда не играли».

Это озадачило его.

Но вот кто-то, раскрыв ладонь, показал ему маленькие хрупкие яички. Он никогда не видел таких, но сообразил сразу.

— Где? — спросил он.

Гнезда были под козырьками окон.

— Пойдем, — позвал он.

За сухими теплыми перышками рука наткнулась на что-то кожистое, запотевшее и слабое, и стало противно. Потом всякий раз, когда рука лезла под козырек, было противно.

Стали сбивать гнезда с деревьев. Они хлопьями падали на землю. Одно гнездо лежало высоко в развилке, и нужно было залезть на тополь, чтобы скинуть его. Никто не полез.

«Никогда не лазили? — догадался он. — Не могут?»

В нем росло недоумение. Он почти все делал один, а ребята смотрели. Он полез, увидел широко, на все гнездо раздвинутые клюв и крылья, полуголое влажное тело, с отвращением сбросил гнездо. Почти взрослая галка упала камнем, длинными скачками шарахалась от ребят, а они кидали палки и не попадали в нее. Дима почти слетел с дерева, перелез через жердевую изгородь, за которую заскочила и, ударяя по траве крыльями, заковыляла галка, и только тогда заметил, что за ним никто не полез.

«Не полезли! — подумал он. — Через изгородь никогда не лазили? Да что они в самом деле!»

Недовольный, что все делать нужно было самому, что птица уходила, он побежал за нею, нагнал и занес над ней палку. Галка откинулась на крылья, ее блестящие глаза с ненавистью, погибающе и, показалось ему, сознательно смотрели на него и на палку. Этого он уже не мог вынести и, отбросив палку, пошел прочь.

Больше никаких игр он не пытался заводить.

— Приходи завтра ко мне, — говорил Никита. — Что делать-то будешь?

Приглашал Никита не в первый раз. Диме идти не хотелось. Зачем? Смотреть, как работал Никита? Но оставаться в деревне тоже становилось не лучше. Он ловил на себе странные взгляды старух, малышей и редких взрослых. Так смотрят на то, что непонятно, что видят впервые. Может быть, он и был здесь первый такой. И он решил пойти. Вдруг почувствовал, что ему нечем было занять себя и он как бы перестал быть. За деревней его встретил блеск открытых солнцу пространств и тишина, тени за комками пашни и трава по краям поля. Вдоль глухой стены леса лошадь тянула каток по ссохшимся бороздам. Никита увидел его и закричал.

Дима, спотыкаясь о комья, пошел напрямик. Он видел, как обрадовался ему Никита, и удивился этой радости. Так еще никогда не радовались ему. Он забрался под плоскую деревянную крышу катка. Мухи садились на круп обмахивавшейся хвостом лошади и вились вокруг ее косматой головы. Дима не заметил, как стал рассказывать об Урале и Кубани.

— Ого-хо! — восклицал Никита. — Вправду?

— На аэродроме воровали порох авиационный, такой продолговатый. Или разворачивали бикфордов шнур, а порох из него в гильзы. У донышка гильзы протирали отверстие и порох к нему дорожкой насыпали. Делали игрушечные танки, пушки, в ряд выстроим, подожгем порох, как начнет бабахать, громко, один раз всех напугали!

— Ого-хо! — восхищался Никита, показывая все свои неровные зубы. — Вправду?

— Один раз я пригоршню пороха бросил в печку, так мне огнем в лицо, порошинки впились, — рассказывал Дима. — А тол взрывают знаешь как?

Он помнил, как долго они ждали взрыва, и свое разочарование, что так ничего и не вышло.

— Пень вырвало с корнем, — впервые солгал Дима.

— Ого-хо! — гоготнул Никита. — Здорово!

Все больше удивлялся Дима тому, как интересны были Никите его рассказы. Он чуть было не рассказал о деньгах, что подарил ему отец в день рождения, но удержался, говорить об этом Никите было нельзя.

— Пойдем завтра со мной в школу? — приглашал Никита.

— А что там делать?

— Получать аттестат.

— Какой аттестат?

— За семь классов.

Что-то вдруг изменилось, стало на новые места. Когда Никита успел? Вот как, оказывалось, все было на самом деле. В Диме было сейчас и уважение к Никите, и ощущение какого-то неравенства между ними, и сознание того, как много должно было пройти времени прежде, чем он тоже закончит эти семь классов, как вообще долго было ждать настоящей взрослой жизни.

Село находилось километрах в четырех. Еще издали Дима увидел острый купол церкви и кресты. Перед селом церковь закрывал перелесок. Никита шел босиком. Блестящие черные хромовые сапоги он нес на плече и только в перелеске надел на голые вытертые о траву ноги.

Школа оказалась одноэтажной и деревянной. Трава у низеньких ворот ограды и у крыльца, с которого начинался длинный коридор, была протерта. Ребята выглядели много старше Димы, и ему было неловко, а небольшой среди них Никита, весело показывая зубы, что-то быстро говорил и каждому протягивал руку. В школе, где учился Дима, всегда было много шума и движений, а эти оказались медлительны, обстоятельны в своих белых и темных рубахах, в черных и серых пиджаках и брюках, в сапогах. Дима видел, как один побежал за другим и догнал, потому что тот не увертывался. Когда оба вернулись, все еще возбужденный догнавший довольно похлопывал товарища по плечу…

Как радовался Никита аттестату! Гогоча на всю реку, в сшитых дома узких длинных трусах он сразу полез в воду, а Дима долго не раздевался, стесняясь высокого оранжево-красного берега и села за ним… Он завидовал Никите. Без усилий вскакивал Никита на оживавшую под ним лошадь, торопил ее, заставлял звучно бить копытами по зеленому бугру улицы. А у Димы, когда он тоже напросился сесть на лошадь, захватило дух. На такой шаткой высоте он сразу потерял себя, своенравная кобыла, невпопад подкидывая его, шла не туда и не так, как ему хотелось, и в любую минуту могла сбросить его. Он и слетел с нее, когда спускались к речке по крутому склону луга, перелетев через ее голову, упал под мелькнувшие над ним ее большие ноги, а Никита потом ловил ее на своей лошади. В деревню Дима возвращался, подпрыгивая за спиной Никиты. Несколько дней больно лопалось схваченное твердой кровяной коркой растертое место.

Никита всегда был занят, косил траву на сенокосилке и вручную, боронил, возил. Мотя и Анюта ухаживали за скотиной, помогали матери в поле. Диме было стыдно ничего не делать. Он ел их хлеб, пил их молоко. Не потому ли так косо смотрела на него тетя Настя? Он не мог понять, как она относилась к нему. Неужели отец не оставил ей денег или мало оставил?

На работы