Действительно, судить было трудно, потому что здание, окотором шла речь, почти до самой крыши пряталось за порослью молодых деревьев.Пять колонн на переднем плане увивал дикий виноград. Шестая, расколовшаяся накуски, лежала в зелени. Рядом с рухнувшей колонной валялась упавшая статуя,почти полностью скрытая травой и густым кустарником, виднелось только плоскоекаменное лицо, обращенное к грозовым тучам, которыми художник щедро наполнилнебо.

— Да, — согласился Штайнер. — Как бы там ни было, этоздание, как мне кажется, не вписывается в перспективу — слишком велико оно длякартины. Старик утвердительно кивнул головой. — Но автор сделал это намеренно.Иначе ничего, кроме крыши, мы не увидели бы. А что касается рухнувшей колонны истатуи, про них вообще можно было бы забыть— зелень скрыла бы их окончательно.

Рози нисколько не интересовал фон; все ее вниманиесосредоточилось на центральной фигуре картины. На вершине холма, повернувшись кразвалинам храма так, что все, кто смотрел на полотно, мог видеть только ееспину, стояла женщина Ее светлые волосы были заплетены в косу. От предплечья ееизящной руки — правой — исходило яркое золотое сияние. Левую руку она подняла,и, хотя точно сказать было невозможно, зритель догадывался, что она прикрываетглаза от солнца. Весьма странно, если вспомнить о мрачном предгрозовом небе,однако, похоже, женщина подняла левую руку именно для того, чтобы прикрытьглаза. На ней было короткое, живого красно-пурпурного цвета платье — тога,отметила Рози — оставлявшее одно плечо обнаженным. Сказать что-то о ее обуви непредставлялось возможным, ибо трава, в которой она стояла, доходила почти доколен, как раз до того места, где заканчивалась тога.

— Куда бы вы ее причислили? — спросил Штайнер, обращаясь кРобби. — К классицизму? Неоклассицизму?

— Я бы отнес ее к разряду плохих картин, — ответил Робби,усмехаясь, — но мне

кажется, я понимаю, почему она произвела такое впечатлениена эту женщину. В ней на удивление много чувства. Составные элементы, возможно,классические — вроде тех, что мы находим на старых стальных гравюрах, — ноощущение явно готическое. И потом тот факт, что главный персонаж повернут кзрителю спиной… Я нахожу это чрезвычайно странным, В целом… не могу сказать,что эта молодая женщина выбрала самую лучшую картину в твоей лавке древностей,Билл, но я уверен, она выбрала самую своеобразную.

Рози же, как и прежде, почти не слышала их разговора. Скаждой минутой она открывала в картине все новые и новые детали, пленявшие еевоображение. Например, темно-фиолетовая тесемка на талии женщины в тон каймы,идущей по краю тоги, и едва проглядывающие очертания левой груди. Пусть мужчиныобмениваются себе учеными суждениями. Картина просто замечательная. Оначувствовала, что может смотреть на нее часами напролет, не отрываясь, и когда унее появится свой дом, она, пожалуй, будет иногда делать именно так.

— Ни названия, ни подписи, — заметил Штайчер. — Впрочем…

Он перевернул картину. На обратной ее стороне открылись двавыведенных углем слова, написанные мягкими, слегка расплывчатыми печатнымибуквами; «МАРЕНОВАЯ РОЗА».

— Ну вот, — с сомнением в голосе произнес он, — мы и узналиимя автора. Хотя я бы сказал, что на имя это совсем не похоже.

Робби отрицательно покачал головой, раскрыл рот, чтобывозразить, но увидел, что женщина, выбравшая картину, тоже не согласна с Биллом.

— Это название картины, — объяснила она, и тут же добавилапо причине, которую ни за что не смогла бы объяснить даже самой себе, — Роза —это мое имя. Совершенно сбитый с толку Штайнер посмотрел на нее. — Не обращайтевнимания, просто совпадение, — проговорила она.

Но так ли это на самом деле?

— Смотрите. — Она снова бережно перевернула картину лицевойстороной вверх и постучала пальцем по стеклу над тогой, составлявшей всеодеяние стоящей на переднем плане женщины. — Вот этот цвет, пурпурно-красный,называется мареновый.

— Она права, — подтвердил Робби. — Автор или, что болеевероятно, последний владелец, ибо уголь очень быстро стирается, решил назватькартину по цвету хитона женщины.

— Пожалуйста, — обратилась Рози к Штайнеру, — не могли бы мыпоскорее закончить? Мне нужно торопиться. Я и так опоздала.

Штайнер собрался было снова спросить, уверена ли она в том,что ей хочется… но увидел ее лицо и промолчал. И заметил кое-что еще— некуюнапряженность во всем облике женщины, свидетельствовавшую о том, что впоследнее время ей пришлось немало перенести. Он увидел лицо женщины, котораяспособна принять его искреннюю заинтересованность и стремление проявить заботуза попытку заигрывания или, чего ему и вовсе не хотелось, за намерение изменитьусловия сделки в свою пользу. Он просто кивнул головой.

— Кольцо за картину. Равноценный обмен. Мы квиты. Ирасстаемся счастливые и довольные.

— Да. — согласилась Рози, награждая его ослепительнойулыбкой. Впервые за последние четырнадцать лет она улыбнулась своей настоящейулыбкой, и в тот момент, когда улыбка достигла своей полноты, его сердцеоткрылось навстречу ей. — Мы оба расстаемся счастливые и довольные.

5

Выйдя за дверь ломбарда, она на мгновение остановилась,глупо моргая и непонимающе глядя на проносящиеся мимо машины, точно так же, какморгала в далекие дни детства, когда выходила, держась за отцовскую руку, изполутьмы кинотеатра на яркий дневной свет улицы, — ослепленная, застигнутаяврасплох в тот момент, когда половина ее сознания уже воспринимает реальныймир, а другая все еще пребывает в мире вымышленном. Однако приобретеннаякартина была вполне реальна, и для того, чтобы избавиться от всех сомнений поэтому поводу, ей достаточно опустить голову и посмотреть на сверток, которыйона держала в руках.

Дверь ломбарда распахнулась, и вслед за Рози на улицу вышелпожилой мужчина. Сейчас она даже ощутила к нему некоторое расположение и потомуодарила улыбкой, которую обычно берегут для тех, вместе с кем довелось статьсвидетелем странных или удивительных событий.

— Мадам, — обратился он к ней, — не будете ли вы стольлюбезны, чтобы сделать мне маленькое одолжение?

Улыбка на ее лице тут же уступила место выражению осторожнойсдержанности.

— Это зависит от того, что именно вы хотите, но оказыватьуслуги незнакомцам не в моих традициях.

Слабо сказано, конечно же. Она не привыкла дажеразговаривать с незнакомыми

людьми.

Он посмотрел на нее в явной растерянности, и егозамешательство слегка придало ей смелости.

— Ах да, наверное, это звучит странно, но я полагаю, такбудет лучше для нас обоих. Кстати, моя фамилия Леффертс. Роб Леффертс.