2 февраля высадка десантников неожиданно прекратилась (к тому времени было выброшено 2497 человек. — ЦАМО РФ, ф. 35, оп. 11290, д. 146, л. 67), а вскоре по аэродрому Грабцево, где базировались тихоходные транспортные ТБ-3, германские ВВС нанесли мощный бомбовый удар. В результате были уничтожены 7 самолетов, которые могли бы поднять в воздух до 200 парашютистов. По словам тогдашнего командира 214-й бригады Колобовникова, десантирование второго и третьего эшелона должны были прикрывать более 70 истребителей, но на практике командование сумело выделить только 19 машин, что не позволяло прикрыть даже исходный аэродром. Под Вязьмой парашютисты вновь выбрасывались с тихоходных бомбардировщиков, будучи совершенно не защищенными от истребителей противника. Количество относительно современных самолетов ПС-84, более пригодных для проведения столь массовой акции, измерялось единицами. Опыт первого в войне десанта под Горками летом 1941 года никого ничему не научил. Даже о самом факте подобной операции большинство десантников 4 вдк не знало. Из-за сильного противодействия немецкой ПВО выброска десанта производилась с высоты более 2000 метров, в результате чего полторы тысячи парашютистов 8-й бригады раскидало от площади до километра и более. Ночью, по глубокому снегу, группы бойцов и командиров отчаянно пытались собраться в «кулак», каждому из десантников приходилось действовать в одиночку. «При такой выброске уже не было, да и быть не могло, ни отделений, ни взводов, ни тем более рот или батальонов».

Несмотря на видимую успешность операции, Красная армия несла тяжелые потери, несопоставимые с концом декабря 1941 года и началом января 1942 года. Было видно, что хаотическое отступление германских войск прекратилось и сопротивление немцев растет день ото дня. Безвозвратные потери Западного фронта, например, только с 10 по 30 января превысили 24 тыс., а санитарные — 46 тыс. солдат и командиров[105]. Многие стрелковые дивизии этого фронтового объединения имели по 200–300, а бригады и полки — по 50–100 человек[106]. Недоставало боеприпасов. Аналогичной была обстановка на других фронтах.

Чтобы фронты не утратили наступательных возможностей, Ставка пополняла их большим количеством личного состава. В течение января-апреля 1942 года только в составе маршевого пополнения три фронта получили 937 767 солдат и сержантов (см. таблицу).

Фронты Январь Февраль Март Апрель Всего Калининский 49 408 133 783 52 391 30 254 265 836 Западный 136 524 214 003 134 153 38 693 523 373 Брянский 53 571 47 929 27 435 19 623 148 558 На все фронты 239 503 395 715 213 979 88 570 937 767

Сложной была ситуация и для противника. Группа армий «Центр» в январе получила в качестве пополнения только 19,1 тыс. человек. За этот же период — по свидетельству К. Рейнгарта — она потеряла 144,9 тыс. солдат и офицеров.

В начале февраля вяземский узел немецкой обороны и коммуникации, соединяющие Вязьму со Ржевом, Брянском и Смоленском, оказались в центре внимания советского и германского командований. Такая ситуация была напрямую связана с успехом 33-й армии, которая, рассекая немецкую группировку, 31 января стремительно вышла в район Шанского завода и Доманова, где возникла ничем не заполненная брешь в обороне противника. Оценив обстановку, штаб Жукова принял решение захватить с ходу Вязьму, пока в этот район не подтянуты резервы противника. С падением этого ключевого пункта армии группы «Центр» попали бы в очень тяжелое положение. Исходя из важности поставленных задач, генерал Ефремов лично возглавил действия ударной группы армий: войска под его непосредственным командованием начали быстрое продвижение к городу…

Сложно говорить определенно, но выбор именно 33-й армии и ее командарма для взятия Вязьмы был не лишен элемента случайности. Ведь перед началом «битвы за Вязьму», 28 января 1942 года, Г. К. Жуков написал на командующего 33А нелестную характеристику. В ней, в частности, были следующие определения: «Оперативный кругозор крайне ограничен. Во всех проведенных армией операциях неизменно нуждался в постоянном жестком руководстве со стороны командования фронтом, включительно тактического применения отдельных дивизий и расположения командного пункта армии. Приказы выполняются не в срок и не точно. Приходится все время подстегивать, за что имеет выговор в приказе». Общий вывод из характеристики был плачевным: «Должности командующего армией не вполне соответствует. Целесообразно назначить командующим войсками внутреннего округа».

В принципе, если почитать различные записи переговоров, особенно в этот период, Г. К. Жукова со своими командармами, то о них также составится нелестное мнение. Любил Георгий Константинович «завести» человека, нередко унижая своих высокопоставленных подчиненных, играя и на струнах их самолюбия. К тому же, по воспоминаниям шофера Жукова А. Н. Бучина, полководец «страдал» завышенной требовательностью к людям, а «уж если у них на плечах были офицерские погоны — нередко требовал невозможного, не считаясь с обстановкой». А тут высший офицерский состав — генералы!

Автор склоняется к мнению, что генерал-лейтенант М. Г. Ефремов был вполне приемлемым командармом (не всем же быть моделями. — Примеч. авт.), храбрым и мужественным человеком. А что не хватало оперативного кругозора — так это же во многом и от природы! Просчет был в другом. Слабую, не имевшую даже танков армию (пешую группу из нескольких стрелковых дивизий) бросили на важный коммуникационный пункт врага, рассчитывая на то, что немцы, оказавшись в «цейтноте», не успеют подготовиться к обороне города. Командующий Западным фронтом любил руководить всем лично, поэтому и не подчинил Ефремову кавалеристов и десантников, а управлял тремя разнородными соединениями самостоятельно. Жуков часто любил повторять: «На войне расчет с просчетом по соседним тропинкам ходят», так получилось и в этот раз. Гроссмейстером в этой кровавой игре был прежде всего сам Георгий Константинович, а Ефремов, Белов и Казанкин — не более, чем фигуры на шахматной доске жестокой реальности.