перевод. Слезы застилают глаза. Слава богу, что соседка опять уткнулась в телефон — наверно, переписывается со своим Чеко.

Может, я хотела бы так же, как она? Найти себе знойного испанца в интернете, флиртовать, уехать… Но куда я поеду? У меня же здесь мама. Я не представляю, как могла бы бросить мою милую, теплую маму, которая дала мне столько любви! И потом, если честно, я не понимаю, как можно выйти замуж за иностранца. Да, они живут в красивых городах, у них совершенно другой быт, у многих высокие доходы — но разве может быть настоящая любовь с тем, кто говорит на другом языке? Даже с моим знанием иностранных языков я не представляю, как можно выражать свои чувства, например, по-испански? Не иметь возможности шепнуть что-то нежное по-русски, чтобы тебя поняли? Никогда не услышать слов любви на родном языке? Не показывать детям мультиков, которые смотрела сама? Завтракать с человеком, который не знает, что такое комки в манной каше? Отмечать Новый год с тем, кто не ест холодец и селедку под шубой? Девчонки, которые крутят любовь с иностранцами, кажутся мне безрассудно смелыми. Я так точно не смогу.

Да я вообще ничего не смогу. В личной жизни — так уж точно.

А ведь еще вчера, когда мы пили кофе с Дикарем в университетском буфете, у меня бабочки порхали в животе, и казалось, что до счастья — рукой подать.

Черт!

Главное — не разреветься.

Я смотрю на плывущие от моих слез строчки в компьютере, и глотаю слезы, которые щекочут нос и уже готовы пролиться из глаз. Какая же я несчастная!

Телефон снова звякает.

Сообщение от Василия.

“Маша, следующий этап конкурса — шушутаж. Он будет проходить на банкете через десять дней. Для этого этапа вам нужно иметь вечернее платье и туфли”.

Я замираю. Не отвечаю ничего. Козе понятно, что “вечернее платье и туфли” для меня — это задачка со звездочкой. Даже с неколькими звездочками.

“Я хотел бы помочь вам с деньгами”, — пишет Василий.

И тут меня прорывает.

Вечернее платье и туфли! Да что я себе вообще возомнила! Напридумывала — ах, победа в конкурсе! Ах, любовь с Василием! А он мне предлагает деньги — на одежду! Снисходительно так… Наблюдательный богатенький хам! Заметил, видно, что у меня одно платье и одни штаны. Я для него всегда буду девочкой с помойки. Подумаешь, я знаю пять языков! Подумаешь, он на меня засматривался! Да он потому и засматривался, что ему нужна переводчица за три копейки! Да если я буду пахать с утра до ночи, я не смогу за десять дней заработать на это платье и эти туфли, как бы ни старалась!

Испуганная Галка подскакивает ко мне, потому что я реву во весь голос.

— Маш, ты что?! Машка! Ты чего ревешь?

Я отчаянно плачу, утирая слезы рукавом. И вижу, как на экране светится новое сообщение от Василия:

“Маша, я надеюсь, что не обидел вас”.

Мокрой от слез рукой я хватаю телефон и быстро пишу:

“Спасибо, мне не нужно ваших денег”.

И валюсь на кровать, задыхаясь в рыданиях. Идиотка несчастная!

А эта Маша оказалась не так проста. Ломается, как опытная кокетка. Даже интересно стало. Обычно девушки сразу идут мне навстречу. Особенно, если пригласить в ресторан и вежливо предложить им денег на наряды. А эта скромная студентка внезапно отказывается. Интересно, она что, решила меня переиграть?

Я проглатываю вторую за вечер порцию виски из хрустального бокала. Подхожу к окну и смотрю на засыпающий внизу город. Впереди одинокая ночь, и я на несколько секунд задумываюсь, не скрасить ли ее сексом с кем-нибудь из бывших подружек. С Викой было бы неудобно — я ведь буквально несколько дней как сказал ей, что все кончено. Но есть еще другие, с которыми я расстался уже давно. И в теории, могу позвонить…

Полчаса спустя я лежу в постели один и вспоминаю Машу — ее силуэт, длинные ноги, изящный поворот головы. Вспоминаю все изгибы фигуры, обтянутой простым голубым платьем. Ее смех. Ее нtжный голос. Мысленно снимаю с нее платье… Простые фантазии о Маше возбуждают меня больше, чем жесткий секс с Викой!

Я должен добиться ее как можно скорее, иначе это наваждение лишит меня сил.

21

Сегодня я сажусь в “мерседес” Аглаи Константиновны в голубой водолазке, и она сразу отмечает это:

— Машенька, как вам к лицу этот цвет! Рада, что вы последовали моему совету. Но что у вас с лицом? Мне кажется, или глаза у вас покраснели? Вы что, плакали?

— Нет, что вы, Аглая Константиновна, — не слишком искусно вру я. — Это просто аллергия. На цветение.

Старушка бросает задумчивый взгляд на мартовские сугробы на обочинах и хмыкает:

— Надо же. Впервые в жизни встречаюсь с аллергией на подснежники, — произносит она сухо и больше не говорит мне ни слова до самой клиники.

Меня это вполне устраивает. Конечно, мне нравилось болтать с прикольной старой дамой, но после вчерашней истерики я совсем не настроена на легкомысленные беседы. И вообще, меня наняли, чтобы переводить на приеме у врача, а не чтобы развлекать старушку.

Василий больше не писал. И я ему, разумеется, тоже. Когда утром зазвонил будильник, я с трудом вспомнила, что сегодня должна ехать с Аглаей к врачу. И честно говоря, мне пришлось специально выглядывать в окно, чтобы убедиться: рассвет наступил. Солнце встало. Для всех нормальных людей наступил весенний денек. У меня же на душе мрачно и холодно, как в полярную ночь.

В кабинете врача Аглая Константиновна продолжает разговаривать по-русски и держится с врачом так же холодно и отстраненно, как со мной. Я чувствую себя лишней, и настроение становится еще хуже. Но врач, не обращая внимания на суровое поведение пациентки, терпеливо проводит осмотр и расспрашивает о том, как она спит, что ест и как проводит свободное время. Просит ее вытянуть руки вперед, закрыть глаза, внимательно смотрит на постоянно дрожащие кисти