Антонина Сергеевна заболела. Заболела не вовремя. В магазине, кстати, все болеют не вовремя, особенно продавцы, которых не хватает.

Лиза и Клава старались вовсю, но очереди не рассасывались. Мария Степановна и Калерия время от времени сами вставали за весы, но долго задерживаться за прилавком не могли: то им товар надо было принять с прибывших автомашин, то выдать продукты продавцам, то приходилось обхаживать санитарного инспектора или вести бесконечные споры с представителем вневедомственной сторожевой охраны о прочности решеток на окнах подсобных помещений отдела. Эта гонка с препятствиями вывела, наконец, Марию Степановну из себя.

— Вот еще незадача! Покупателей ведь теряем, леший их подери!

— Юлю за весы надо ставить, — подсказала выход Калерия Ивановна. — Давно собирались. Теорию знает назубок, я проверяла. Теперь пусть докажет практикой.

— Без Антонины Сергеевны? — выразила сомнение заведующая секцией. — Проследить-то толком некому будет.

— Не болела бы Тоня, не возникал бы и вопрос, — заметила Калерия Ивановна.

Разговор происходил в подсобном помещении отдела в присутствии Юльки, куда она пришла получить у материальщиков болгарскую брынзу, которая за прилавком кончилась.

— Совладаешь? — спросила ее Мария Степановна. — С весами-то?

— Думаю, да, — ответила Юлька.

— Ох и нагорит нам, что ученицу поставили без присмотра, что разрешили торговать в отсутствие наставницы. Ну, да рискнем. Риск — дело благородное.

Мария Степановна приказала Юльке надеть свежую белую куртку, хотя та куртка, что была на ней, испачкаться не успела. Получила Юлька и другое распоряжение — покрасивее причесаться. Но больше никаких замечаний Мария Степановна не сделала, всем, как видно, осталась довольна.

За весы ей следовало встать на другой день с самого утра.

Юлька не разделяла опасений Антонины Сергеевны и Марии Степановны в связи с началом ее самостоятельной работы. Обязанности, которые ей предстояло выполнять, не казались чрезмерно сложными. Она все время внимательно присматривалась к тому, как действуют, стоя у весов, Лиза и Антонина Сергеевна, и была уверена — теперь сможет.

Однако первые дни, оказавшись лицом к лицу с покупателями, она поминутно путалась и сбивалась, упуская простейшие вещи, хотя хорошо их знала и неустанно твердила про себя последовательность необходимых действий. Руки не слушались, словно были чужие, все они делали не так и не то.

«Процесс продажи товаров, — Юлька дословно вспоминала определение, вычитанное в учебнике, — это совокупность операций, выполняемых работником магазина в момент обслуживания покупателей». Когда она впервые его прочла, определение посмешило ее своей наукообразной напыщенностью. Следуя по пути, проторенному учебником, в науку можно было превратить все на свете, если подходить к самому обычному в жизни с позиций лукавого мудрствования. Вот, пожалуйста: «Процесс подметания пола — это совокупность операций, выполняемых с помощью веника в момент осуществления уборки квартиры». Звучит?

Правда, сейчас Юльке было не до смеха. Потому что ни сама формулировка, ни следовавшие за ней разъяснения о том, из каких элементов состоит «процесс продажи товаров», не заменяли четкости и сноровки в работе.

Элементов же, из которых состоит процесс продажи при так называемых традиционных методах обслуживания, имеется — так говорилось в учебнике — три. И каждый из трех становился пнем-колодой на Юлькиной дороге к овладению высотами мастерства.

Итак, элемент первый: «Прием заказа от покупателя одновременно с получением кассового чека».

…Крючконосая высокая женщина в небрежно повязанной косынке протягивает через прилавок чек привычным суетливым движением. Юлька его берет, а если придерживаться терминологии учебника — принимает. На чеке общая сумма будущей покупки — 2 руб. 70 коп., выбит чек в молочный отдел кассой № 2 магазина № 16, дата сегодняшняя, значит, все верно. Юлька цепляет чек на наколку и ее острым концом неожиданно укалывает палец. По давнишней детской привычке палец хочется засунуть в рот и пососать, но, мобилизовав терпение и волю, она удерживается от этого испытанного временем способа самолечения. «Прием заказа от покупателя одновременно с получением кассового чека», — твердит про себя Юлька.

— Слушаю вас? — с вопросительной интонацией в голосе говорит она крючконосой и дарит улыбку, хотя более всего ей хочется всхлипнуть, поскольку палец здорово болит.

«Смейся, паяц!» — проносится в голове.

Покупательница палит скороговоркой, выплескивая длинную пулеметную очередь слов, да так, будто при устной речи можно вовсе не помнить, что на свете существуют знаки препинания:

— Двести граммов российского порезать сто пятьдесят голландского масла сливочного триста шоколадного двести пятьдесят маргарина… — И дальше с той же скорострельностью.

«Порезать двести российского или сто пятьдесят голландского? — силится сообразить Юлька. — Триста сливочного или шоколадного? Проклятье!»

— Вы заснули, девушка?

— Нет, — отвечает спокойно Юлька, — я бодрствую. — И выдает крючконосой еще одну улыбку.

— А вот грубить — грубить! — не надо.

Думая, отвечая и улыбаясь, Юлька в то же время подсчитывает на маленьких счетах стоимость названных покупательницей товаров. С чеком ее сумма не сходится уже третий раз…

Элемент второй: «Подготовка товара к отпуску (взвешивание, нарезка, а также упаковка)».

…К прилавку колобком подкатывает маленький человечек с умильным выражением на пухлом личике.

— А ну, кормилица-дочка, взвесь-ка нам сырочка, — бойко рифмует он свой заказ и продолжает в духе деда-раешника из старинного балагана: — А еще молочка пакет, вот и выйдет обед. Съел — сыт. Живот не болит!

— Сыра вам какого? — улыбаясь, спрашивает Юлька.

— Такого-сякого, удалого степного.

— Нарезать?

— Цельный кусочек на один жевочек.

Юлька, продолжая улыбаться, теперь уже не по инструкции, а потому что смешно, думает о людях из породы чудаков, с одним из которых ее свела сегодня судьба. В памяти всплывает вычитанная где-то мысль о том, что чудаки украшают мир. Да, конечно, вот такие, как этот колобок!

Кусочек сыра она отрезала по всем правилам — корка не более чем с трех сторон! — и кладет его на весы. Какая досада! В кусочке всего сто шестьдесят пять граммов, а нужно двести. Придется положить довесок. К сожалению, отдельных кусочков степного сыра на прилавке не оказывается, Юлька берется за брусок. Она прикидывает, какой величины должен быть довесок, и режет. Снова оплошность — нож идет вкривь, кусок получается слишком маленьким да таким уродливым, что на него самой Юльке больно смотреть. Но вот довесок положен на весы. Сколько теперь? Почти сто девяносто… Гм… Надо еще граммов двенадцать… Режет… Сколько?.. Сто девяносто пять. Значит, еще…

— Ты что, обалдела?! — кричит неприятнейшим, пронзительным, как милицейский свисток, голосом колобок. Рифмами он больше не балуется. Он переходит на прозу: — Может, еще рубанком будешь строгать? Больше двух довесков не положено, права свои знаем! И чтоб вес их не превышал десяти процентов общей массы покупки. Знаем права, не обманешь! Сама свою лапшу ешь!

Благообразные пухлые щечки трясутся от злости. Чек колобок