оказаться человеком из прошлого, одолевавший его в Мичигане, последовал за ним и в Массачусетс.

В свойственной ему манере – а он был страшным брюзгой – Гаудсмит изливал душу в письмах к друзьям. Он жаловался на влажный климат Кембриджа. На строгость дресс-кода в Гарварде – на все эти костюмы и галстуки. На то, что ему приходится работать в слишком многих комиссиях и проверять слишком много экзаменационных работ, на то, что ему ставят утренние занятия по субботам. Даже самые приятные гарвардские моменты были окрашены для него в меланхолические тона. Однажды вечером в мае 1941 г. он следил за порядком на балу студенческого братства и не мог не отметить различий между Гарвардом и Мичиганом. Во-первых, в зале появилась дочь сенатора. Во-вторых, студенты Гарварда пили спиртное лучшего качества. Не то чтобы Гаудсмит жаловался на последнее – он не отказывал себе в этом удовольствии, но при всем желании не мог полностью расслабиться. «Я не мог выбросить из головы тот факт, что всего год назад фрицы вторглись в Голландию, – вспоминал он. – Никакие выпивка и танцы не могли меня развеселить». Описывая одного завсегдатая вечеринок как «грустного, унылого человека, который с каждым глотком становится все печальнее», он с равным успехом мог описывать самого себя.

Помимо ущерба, нанесенного Нидерландам, у Гаудсмита была и личная причина для мучительных переживаний в связи с годовщиной вторжения. В конце 1939 г., спустя целый год после возвращения из длительной поездки по Европе, он наконец-таки стал оформлять родителям визы для иммиграции в США. Исааку было почти 74 года, Марианна теряла зрение – их нужно было срочно вывозить. Но его отвлекли другие заботы: исследования, подраставшая дочь, планирование следующей летней школы по физике, – и он откладывал завершение ходатайства то на неделю, то на две. В результате его родители получили визы только 6 мая 1940 г. Четыре дня спустя «германьяки» вторглись в Голландию, и они оказались в тылу врага.

Резко встревожившийся Гаудсмит принялся слать письма в Гаагу, а затем в иммиграционную службу США. Поступали ли о них какие-нибудь известия? Признает ли Рейх их визы? Гаудсмит даже предлагал заплатить за их выезд, поскольку «их деньги сейчас, наверное, обесценились». Но никто ничего не знал наверняка. Телефон и телеграф не работали, почтовая связь была прервана. Гитлер окутал завесой тайны целую страну, скрыв все и вся от внешнего мира. Гаудсмит был в отчаянии. Как он мог хоть на миг поверить, что Голландия останется оазисом спокойствия?

Несколько писем в итоге дошли до Исаака и Марианны, и он узнал, что на данный момент они в безопасности. Но ни один гражданин Нидерландов теперь не мог выехать за пределы Рейха; визы превратились в бесполезные клочки бумаги. Хуже, чем бесполезные: каждый раз, думая о них, он мучился еще сильнее. Что, если бы я не выжидал целый год, прежде чем подать заявление? Что, если бы я не отложил визит в иммиграционную службу на той неделе? Что, если бы я просто поехал и забрал стариков сам, и плевать на эти чертовы визы? Что, если бы, что, если бы, что, если бы…

Глава 15

Мод Рэй Кент

Пока Сэмюэл Гаудсмит переживал за своих родителей в Голландии, остальной научный мир переживал за судьбу другого пропавшего человека – датчанина Нильса Бора. После того как вермахт захватил Копенгаген в апреле 1940 г., всякая связь с Бором прервалась, и многие из его друзей и коллег опасались, что физик погиб.

Выяснилось, что с Бором все в порядке – он напуган, но цел и невредим. Чтобы всех успокоить, он по различным подпольным каналам организовал отправку Лизой Мейтнер, все еще находившейся в изгнании в Швеции, телеграммы в Англию. Она гласила: «Недавно видела Нильса и Маргрет [жену Бора]. Оба в порядке, но расстроены происходящим. Пожалуйста, сообщите Кокрофту и Мод Рэй Кент».

Телеграмма вызвала три последовательные реакции. Во-первых, облегчение: Бор жив. Но облегчение тут же сменилось замешательством. Упомянутым Кокрофтом был Джон Кокрофт, физик из Кембриджа и будущий лауреат Нобелевской премии. Для Бора было естественно обратиться к нему. Но кто такая, черт побери, Мод Рэй Кент? Кто-то наконец осведомился об этом у Кокрофта, и тут замешательство сменилось паникой. Кокрофт любил разгадывать шифрованные кроссворды в британском стиле и прочие словесные головоломки и, приглядевшись к имени, понял, что буквы были анаграммой: «Мод Рэй Кент» (Maud Ray Kent) означало «радий захвачен» (radyum taken). Иными словами, нацисты захватили радий в институте Бора, несомненно, для своего проекта по разработке атомной бомбы.

Эта новость сильно подорвала моральный дух британских ученых. В спецслужбах уже ходили слухи об интересе Германии к ядерному оружию, и анаграмма Бора еще больше усилила напряженность. В ответ британское правительство создало консультативный совет по ядерному оружию, который стал известен как комитет МОД. (Название было навеяно именем из сообщения Бора, хотя позднее кто-то придумал для него подходящую расшифровку – «Военное применение подрыва урана»[15].) Свой основной вклад в войну комитет внес в июле 1941 г., когда выпустил секретный отчет, показавший, насколько пугающе реальным было создание атомной бомбы. По его оценкам, всего 11,35 кг обогащенного урана могут взорваться со смертоносной силой, равной силе взрыва 1600 т тротила. (В действительности мощь атома была тут скорее недооценена: при полном расщеплении 11,35 кг урана-235 высвободилась бы энергия, равная энергии взрыва 174800 т тротила.) Более того, в отчете предполагалось, что такое оружие вполне могло бы появиться через два года – то есть, если немцы надавят на газ, Гитлер получит бомбу в середине 1943 г.

Доклад вызвал смятение в научных кругах. До этого многие выдающиеся физики, признавая серьезный потенциал атомного оружия, всегда выражали сомнение, что его появление действительно возможно. Они доказывали, что какой-нибудь неучтенный до сих пор фактор или некий новый закон природы, несомненно, сделает такое оружие невозможным, – классический пример того, как надежда управляет логикой. Отчет МОД похоронил эту надежду. Член комитета физик Джеймс Чедвик, открывший в 1932 г. нейтрон, рассказывал, что, когда он наконец осознал истинную угрозу атомного оружия, ему пришлось начать глотать таблетки, чтобы спать по ночам, и он больше никогда не мог заснуть без них.

Комитет МОД рекомендовал Великобритании запустить срочную программу создания атомной бомбы. В то же время, учитывая необходимость масштабных инвестиций в промышленность, комитет признал, что ограниченные возможности британской экономики не позволят реализовать такой проект в одиночку. Поэтому Великобритании следует сотрудничать с Соединенными Штатами, которые обладают богатыми природными ресурсами и находятся вне радиуса действия немецких бомбардировщиков. С этой целью МОД направил копии отчета Лайману Бриггсу, ведущему ученому-ядерщику в США, который сотрудничал с комитетом на полуофициальной основе. Ему предложили распространить отчет среди американских чиновников и сообщить о результатах.

Прошла целая неделя – от Бриггса ни слова. Прошла вторая неделя. Пролетело полтора месяца. Наконец один из членов MОД, который посетил США в конце августа, решил разобраться, в чем причина задержки. По его словам, к своему изумлению и негодованию, он, «посетив Бриггса в Вашингтоне, узнал, что этот немногословный и ничем не примечательный человек положил документы в сейф и никому их не показал». Иными словами, перепуганный Бриггс прочитал отчет и, как пятилетний ребенок, закрывающий уши во время грозы, решил запереть этот страшный документ и притвориться, что его не существует. Даже задолго до своего создания бомба сводила с ума людей высочайшего интеллекта.

Но и без помощи Бриггса британские и американские физики в конце концов встретились и договорились сотрудничать для создания атомной бомбы. И очень вовремя, потому что Германия к тому времени уже два года как работала над ядерным оружием.

Часть III

1942

Глава 16

Сопротивление

Для Вальтера Боте наступила полоса неудач. В начале войны любвеобильный физик уже провалил исследования с графитом. Теперь он заваливал серию экспериментов на циклотроне в Париже. Циклотроны были приборами мощными, но капризными, и сколько бы Боте и его ассистенты ни проверяли перед каждым запуском клапаны, систему охлаждения и провода, в самый неподходящий момент что-то перегревалось или замыкало, и несколько недель труда шли коту