под хвост. Не всегда такое происходило по вине Боте, но как руководитель он отвечал за все. Неудачи были особенно досадными, потому что он уже пытался построить циклотрон в Германии и не справился. Похоже, на него было наложено какое-то циклотронное проклятие.

На самом деле никакого проклятия не было. Передавая лабораторию нацистам, Фредерик Жолио настоял на том, чтобы они не проводили там военных исследований. Тем не менее Боте с ходу принялся проводить эксперименты по делению ядер, наплевав на джентльменское соглашение. Не менее унизительным было то, что немцы облепили ускоритель восковыми печатями с изображением нацистских орлов и свастики, – такого оскорбления команда Жолио снести уже не могла. Поэтому всякий раз, когда Боте начинал эксперимент, кто-нибудь из французских специалистов потихоньку ускользал и, например, отключал подачу воды в систему охлаждения, что вело к перегреву ускорителя. Или разом разряжал все огромные соленоиды, создавая импульс тока, достаточно мощный, чтобы расплавить медную проволоку. Обращаясь с циклотроном так жестоко, французские ученые срывали и собственные исследования, но выбор между неисправным циклотроном и атомным успехом Гитлера был довольно очевидным.

Как ни отрадно им было наблюдать за мучениями Боте, Жолио и вернувшаяся в Париж Ирен тяжело переносили войну. С каждой неделей Париж становился все мрачнее, нарастал дефицит всего. В кулинарной столице мира люди уже употребляли в пищу бездомных кошек, несмотря на риск заражения чумой от грызунов, которыми те питались. Кроме того, нацисты изъяли для своих заводов по производству военной техники и боеприпасов все имеющееся горючее. В результате Ирен и Жолио нечем было отапливать дом, и температура там иногда оказывалась чуть выше нуля; вода в стакане, оставленном на прикроватной тумбочке, только что не замерзала. Холод усугубил и без того плохое самочувствие членов семьи. Элен переболела краснухой, малыш Пьер – краснухой и паротитом, а Ирен вдобавок к туберкулезу страдала от бронхита и анемии. Несмотря на недуги, она стойко пыталась продолжать исследования, хотя бы ей и приходилось работать лежа. По несколько месяцев она проводила в лечебницах. Как и ее мать, из-за плохого здоровья она теряла едва ли не самые продуктивные годы жизни.

Но плохое здоровье не мешало Ирен по-своему бороться с немцами. Как уже упоминалось, во время бегства из Парижа в 1940 г. она захватила с собой выложенный свинцом футляр, в котором находился унаследованный от матери грамм радия стоимостью 100 000 долларов. Зная, что немцы охотятся за радием, она решила спрятать его где-нибудь, но только не в банковском хранилище или сейфе – ведь именно там нацисты в первую очередь и будут искать ценности. Поэтому она рискнула оставить его в обычном подвале в городке неподалеку от Бордо, надеясь, что, подобно похищенному письму из рассказа По, немцы его не заметят.

Вначале это казалось разумным, но потом Ирен стала тревожиться – чем дальше, тем больше. Если немцы пронюхают о местонахождении радия, они воспользуются им для собственных ядерных исследований. К тому же это было ее научное наследство, и, как истинной Кюри, ей претила сама мысль, что немцы могут завладеть им. Поэтому в июне 1941 г. она вознамерилась вернуть то, что принадлежало ей по праву рождения.

В обычной ситуации Жолио отправился бы с ней, но нацисты пристально следили за ним. Женщина же не заслуживала их внимания, и, когда Ирен попросила разрешения посетить Бордо, чтобы отыскать некое «лабораторное оборудование», нацисты выдали пропуска ей и двум ее ассистентам. Ирен все равно пришлось пойти на хитрость: чтобы оправдать свою легенду, она, находясь на месте, прихватила несколько научных приборов и кое-какие материалы. При этом ей удалось незаметно пробраться в подвал и вынести 60-килограммовый футляр, не привлекая внимания. Затем все это тайком пришлось везти в поезде, несмотря на многочисленные немецкие досмотры. Вернувшись в Париж, она обнаружила, что на вокзале нет свободных такси; поэтому, несмотря на крайнюю усталость, она погрузила футляр с радием и все прочее оборудование на тележку и толкала ее сама. «Вот так радий и вернулся в лабораторию», – лаконично вспоминала она. Немцы ничего не заподозрили.

В том же месяце Ирен еще раз продемонстрировала твердость характера. Утром 29 июня гестапо арестовало Жолио прямо во время завтрака; его доставили в штаб-квартиру службы – внушительное каменное здание. На допросе его обвинили в нескольких преступлениях, в том числе в том, что он является коммунистом и разжигает студенческие волнения. Ирен со всех ног бросилась искать Вольфганга Гентнера, бывшего ассистента, ныне заведующего лабораторией Жолио. Она умоляла его заступиться за ее мужа. Рискуя сам угодить в тюрьму, Гентнер тем не менее отправился в центр города и потребовал освободить Жолио. Он заявил, что тот проводит важные военные исследования и что власти в Берлине будут очень недовольны. Это был несусветный бред: Жолио фактически саботировал нацистские исследования, о чем Гентнер прекрасно знал. Но гестаповцы, затрепетав при упоминании Берлина, быстро отпустили ученого.

Несмотря на эту попытку его запугать, Жолио вскоре вступил в подпольную коммунистическую ячейку, чтобы участвовать в Сопротивлении. Сначала он просто передавал кое-какую научную информацию. Ради светомаскировки окна в институте были закрашены, поэтому по ночам он пробирался в комнаты Боте и других и читал их секретные отчеты. Со временем его деятельность стала более рискованной, поскольку он вызвался быть связным между разными ячейками. Он и его соратники встречались в вестибюлях театров, в приемных у зубных врачей, даже среди окаменелостей Национального музея естествознания и шепотом передавали друг другу сообщения.

К активному сопротивлению Жолио подтолкнула гибель нескольких коллег. Одним из них был 60-летний физик, давний друг Марии Кюри. Как и Жолио, он работал на подпольную коммунистическую ячейку и помогал сбитым британским пилотам перебраться в нейтральную Испанию. (На случай, если их собьют над Францией, британские летчики имели указание искать самых ярых врагов нацистов – коммунистов и католических священников.) Агенты гестапо проникли в ячейку, физика арестовали и забили до смерти в канун Рождества. Когда вдова забрала его тело, на нем были следы пыток: одежда была разорвана и покрыта фекалиями, кости переломаны, на коже – следы ожогов. Жолио и Ирен пришли в ужас.

Затем, в мае 1942 г., были схвачены и расстреляны без суда еще четверо ученых-коммунистов, один из которых издавал антинацистскую газету. Потрясенный Жолио официально вступил во Французскую коммунистическую партию и посвятил себя борьбе с нацистским режимом. С учетом того, что у него была семья, это стало непростым решением. Прежде они с Ирен делились друг с другом всем, но теперь решили, что он ничего не станет рассказывать ей о своей деятельности в Сопротивлении, чтобы защитить ее в случае неизбежного преследования.

Жолио между тем приступил к настоящей подпольной работе. Например, он помог инсценировать автомобильную аварию с участием бывшего любовника Марии Кюри, Поля Ланжевена, которого нацисты то и дело арестовывали, несмотря на преклонный возраст. После инсценировки Жолио обмотал Ланжевена бинтами, чтобы его невозможно было узнать, и переправил через границу в Швейцарию. Жолио также обеспечивал скрывающихся евреев поддельными удостоверениями личности, передавал сведения о готовящихся облавах и – наверное, самое главное – участвовал в контрабанде оружия. Один его бывший ассистент теперь работал в полицейском отделе, который расследовал диверсии против Рейха во Франции. Он, в частности, обеспечивал складирование захваченных во время рейдов радиостанций, предметов оружия и деталей бомб с целью их уничтожения. На самом деле он упаковывал их в чемоданы и тайно переправлял Жолио, который передавал все борцам за свободу. Благодаря этой программе утилизации парижское подполье никогда не страдало от недостатка оружия или оборудования.

Более того, Жолио помог отомстить за своих убитых коллег. Когда французское подполье поймало предателей – тайно работавших на нацистов двойных агентов, – именно Жолио, по некоторым сведениям, принял окончательное решение об их казни. Всего восемь лет назад он приплясывал по своей лаборатории после открытия новой тайны природы. Теперь он разоблачал и казнил предателей. Война превратила этого некогда веселого физика в сурового бойца.

Глава 17

Взрыв, услышанный во всем мире

В то время как в союзных странах ядерная физика развивалась