Однако он по-прежнему безупречен, как британский джентльмен, и не собирается оставлять даму в беде. Он не притворяется, ему действительно несложно находиться рядом со мной. И на том спасибо.

– Не обязательно дамы сердца. Может, в честь родителей или ребенка?

– Не могу рассуждать о том, чего у меня нет. Но не представляю, чтобы бы мне когда-либо захотелось это сделать, я вообще не любитель татуировок. Оно и к лучшему.

– Почему?

– Если бы в юности я был чуть романтичней и все-таки набил имя возлюбленной над сердцем, представляешь, во что превратилось бы это имя после взрыва?

Он смеется, а мне не смешно. Как будто где-то совсем рядом полыхает огонь, черный дым затягивает воздух и страшно кричат люди… Меня не было в Париже, когда это случилось, но я видела достаточно новостных роликов, чтобы это представить.

Влад – единственный, кому дозволено о таком шутить. Мне нельзя, и я меняю тему, хотя и не кардинально:

– А вот Тэмми мыслила иначе, она хотела сохранить его имя…

– Мы не знаем этого наверняка. Возможно, те буквы означают что-то другое.

– Ага, время до полудня! Она сделала тату в честь Эндрю Мартина, я чувствую! Но я пока не представляю, как эти двое могли пересечься.

Она пропала без вести в маленьком городке двадцать четыре года назад. Он покинул свой дом чуть больше десяти лет назад, ушел в неизвестном направлении, а потом его мертвое изуродованное тело нашли в лесу. Ничего общего, никаких точек соприкосновения!

Разве что обстоятельства их смерти… Похожи, но лишь в одном: это было нечто жестокое и очень странное. Впрочем, жизнь Эндрю Мартина пока представлялась мне более интересной, чем его смерть.

Покинув кладбище, мы снова отправились на поиски полицейского. Пришлось долго его уговаривать, да еще задействовать методы мотивации, которые во всех странах считаются незаконными, но желанными. Наконец он сдался и передал нам копии всех данных, что были в полиции по делу Мартина. Это не так уж много, но в остальном помогли публикации в газетах, благо он часто становился их героем.

Эндрю Мартин был необычной личностью с самого рождения. Вундеркинд, чудо-ребенок.

Все родители считают своих детей одаренными и особенными, это нормально. Но в случае Эндрю, его уникальность была очевидна для всех.

В два года он уже свободно читал и заучивал наизусть стихи. В три года разобрался в основах математики. В четыре пошел в школу, но не ужился с одноклассниками, которых раздражало то, что какой-то клоп-недоросток умнее их. Ему позволили заниматься по индивидуальной программе, без посещения школы. Но он сдавал те же экзамены, что и все, и сдавал отлично. В двенадцать лет у него уже был аттестат о базовом образовании. Толкового опыта общения с детьми не было, воспоминаний о школьных балах не было, а аттестат был.

Такая вот история.

Думаю, родители страшно им гордились. Еще бы! О нем писали в газетах, приезжали телевизионщики, чтобы сделать с ним интервью. Эндрю обладал фотографической памятью и умел развлекать окружающих. Он запоминал длиннющие ряды бессмысленных цифр, и им восхищались – как говорящим попугаем или собачкой, научившейся ходить на задних лапках.

Это восхищение грело его родителей, но не его. Мне хватило даже наблюдения за старыми съемками, чтобы понять это. В своем скромном возрасте Эндрю был умнее, чем все окружавшие его взрослые вместе взятые. Их восторг перед такими примитивными вещами, как фотографическая память, приводил его в отчаяние. Как будто он не мог поверить: неужели его ждет мир, выстроенный такими людьми? У этого маленького мальчика был печальный взгляд взрослого мужчины, разочаровавшегося во всем. А в двенадцать лет это очень страшно – разочаровываться.

Но нельзя сказать, что он сдался сразу. Может, взрослые и не внушали ему доверия, однако он продолжал искать свое место в мире. Он поступил на юридический факультет. Это было непросто: его возраст стал преградой. Из-за него было начато судебное разбирательство, которое широко освещалось в СМИ. В конце концов он получил право на обучение, с его присутствием все смирились, а он продолжал демонстрировать все те же блестящие результаты. До двадцати лет он занимался академической карьерой, в двадцать стал практикующим адвокатом. Мог бы и раньше, но Эндрю уже усвоил, что его возраст и внешность всегда будут иметь значение. Мало какой судья даст «ребенку» победить, даже если тот будет прав. Каждое поколение с редкостным упрямством защищает свои привилегии.

Поэтому Эндрю терпеливо дождался, пока его тело догонит разум. Думаю, многие, кто его знал, втайне надеялись, что он вырастет плюгавеньким и страшненьким. Есть люди, у которых представление о справедливости такое: можно быть или умным, или красивым. Потому что с чего бы кому-то получать сразу все подарки судьбы?

Но Эндрю их разочаровал. На фото я видела привлекательного молодого блондина с серьезными голубыми глазами. Я присматривалась к нему очень внимательно, увеличивала каждую фотографию, насколько могла, все искала, искала…

Это не осталось незамеченным.

– Ты, похоже, уже в его фан-клубе, – заметил Влад.

– Не совсем. Я пытаюсь понять, есть ли сходство между ним и дочерями Тэмми.

– И?

– Не очень.

Вариант со старшей я всерьез не рассматривала. Эндрю был слишком молод, чтобы стать ее отцом, в ту пору они с Тэмми никак не могли пересечься. У Эмили больше шансов. Она не была на него похожа, черты те же, что у сестры и матери. Как будто Тэмми клонов плодила! Но вот цвета – в него. Возможно, в него. Волосы такие же светлые, и кожа, и глаза… Думаю, она могла быть его дочерью. Узнать наверняка будет сложно.

Эндрю проработал адвокатом больше семи лет. В основном выигрывал, а если и терпел поражение, то чаще по вине людей, навязавшихся ему в помощники. Чтобы стать настолько успешным в этой сфере, одних лишь знаний не хватит, даже гениальности недостаточно (вот ведь ирония). Нужна харизма, способная обаять судью и влюбить в себя присяжных. У Эндрю все это было.

Он процветал, деньги лились рекой, он был красив и популярен. Все вокруг наверняка считали, что он абсолютно счастлив. Они примеряли на него свои критерии счастья и с уверенностью говорили – да, это подходит, парень должен торжествовать!

Но ему нужно было нечто иное. Другие возможности – другие потребности. Не факт, что он и сам их понимал, однако разобраться он хотел. Эндрю просто исчез, никого не предупреждая. Бросил и квартиру, и гараж с дорогущими машинами, и очередную любовницу, которая ему, похоже, не слишком нравилась. Ничего не взял, а оставил только записку, в которой предупреждал, что уходит добровольно