— Вот потому-то я так редко звоню маме, — объяснила Виктория. — Вечное разочарование. А с прошлого года мы с мамой разговариваем только о погоде и ценах на овощи.

— А что произошло? — спросила я скорей из вежливости, чем из любопытства.

— Ты правда хочешь знать?

— Я хочу, — проявила интерес Милена.

— Ты уже слышала.

— Хочу послушать еще раз, потому что вижу, что Вишня сидит как пришибленная и сама не знает, чего ей на самом деле хочется.

— Это длинная история. Время у вас есть?

Мы обе кивнули.

— Ну тогда включаю запись.

Виктория поступила на ресоциализацию в Познани. После двух месяцев беззаботной студенческой жизни ее вызвали в администрацию студенческого общежития номер пять.

— Придется тебе немедленно освободить комнату, — услышала она. — Наш компьютер составил список диких проживающих.

— Ну и? — поинтересовалась Вика.

— Ну и ты в этом списке. Придется выселяться, — сказала заведующая, крашенная в рыжий цвет студентка со спецпедагогики, обучающаяся оной спецпедагогике уже восьмой год. — Надеюсь, все ясно?

— Ясно, но несправедливо.

— А тебе кто-нибудь обещал справедливость? — непонятно почему радостно засмеялась заведующая.

— И что же мне теперь делать?

— Можешь подать заявление о предоставлении тебе места в общежитии. Но поскольку тебе уже однажды предоставили, как ты утверждаешь…

— Конечно предоставили, в вашем общежитии, — разнервничалась Виктория.

— Тогда второй раз ты не получишь, — припечатала ее сидящая за компьютером девица, играя бордовым локоном.

— Можешь написать обжалование, — посоветовал студент социологии с десятилетним студенческим стажем, подрабатывающий в общежитии бухгалтером, — но шансы у тебя невелики. Получают общежитие обычно те, кто уже раньше жил в нем.

— Так ведь я и жила, — объяснила впавшая в отчаяние Виктория. — До сегодняшнего дня.

— На это ты лучше не упирай, — посоветовала заведующая. — Ты жила нелегально. Тебя могут за это привлечь.

— Пусть сперва привлекут ваш идиотский компьютер! — рявкнула Вика, и ее немедленно попросили покинуть кабинет.

Начались тяжелые поиски угла. Но в середине семестра трудно найти что-нибудь подходящее. К началу января Виктория исчерпала все варианты ночлега хотя бы на одну ночь и вернулась домой. Дверь она открыла своим ключом. Поздоровалась с мамой, вперившейся в экран телевизора, и сообщила, что временно прекратила учебу, потому что у нее нет средств снимать жилье.

— Ты дашь мне хоть раз посмотреть «Каплю любви»? — закричала мама.

— Извини, — пробормотала Виктория, вешая в коридоре пальто.

— Ну вот, теперь я не знаю, сказал ли Петр Альдоне, что у их сына серьезные проблемы. Такая важная сцена! — огорчилась мама Виктории.

— Будет повтор завтра утром, так что ты сможешь узнать.

— Повтор! Повтор! — разозлилась мама. — А может, я не хочу ждать до завтра!

— Ну спроси у Френдзловой, пусть расскажет, — предложила еще одно решение проблемы Виктория.

— С Френдзловой я не разговариваю, — буркнула мама. — И с Банасиковой тоже.

— Ну тогда я не знаю. — Виктория беспомощно развела руками.

— Тихо, тихо, — попросила ее мама. — Вот, кажется, сейчас он скажет. Только не отвлекай меня.

Виктория на цыпочках вышла на кухню и терпеливо дождалась там окончания серии.

— Все-таки сказал, — сообщила мама, довольная тем, что присутствовала при разговоре Альдоны и Петра. — Теперь-то они вместе справятся с проблемами сына.

— Это хорошо, — порадовалась Виктория. — Ну а кроме этого?

— Петр очень изменился, причем в лучшую сторону. Вот уже три серии он думает только о том, как помочь сыну.

— Прекрасный отец, — признала Вика.

— Да уж не такой, как у тебя. Пьяница и трутень. Все теперь на моих плечах. Заботы, неприятности. Тоже, небось, приехала с дурными вестями.

— Да, не с самыми лучшими, — вздохнула Виктория. — Я вернулась, потому что не могу снимать комнату.

— Как это не можешь? У тебя что, нет денег?

— Нет, — призналась Виктория. — Социалки хватает только на обед, а на завтрак, ужин и на трамвай я зарабатываю уроками.

— А ты не можешь найти больше уроков?

— Я заклеила объявлениями весь город. Откликнулись только трое.

— А какая-нибудь другая работа? В магазине, уборщицей где-нибудь…

— Мама, я на первом курсе дневного. Мне надо иногда готовить задания. Я уж не говорю про коллоквиумы и тесты.

— Ну почему мне так не везет? — Мама Виктории утерла лазоревые веки кухонной тряпкой. — Почему у меня так получается? У других дети быстро вырастают и дают жить родителям. Твой отец не пришлет даже открытки на праздники, устроился в этом своем поезде, и на все ему начхать. А я должна мучиться и вдобавок выслушивать твои жалобы. Как будто у меня нет своих проблем. А у меня их выше головы. Цены на уголь полезли вверх. Френдзлова снова залила нам балкон. И еще этот дождь льет без перерыва.

Я вернулась с очередного экзамена и едва доковыляла до постели.

— Тут страшно холодно, — прошептала я охрипшим голосом, трясясь, точно желе в несущемся дилижансе.

— Но мы печки поставили на максимум, — удивилась Виктория. — Посмотри, почти шестнадцать градусов. Только возле окна десять.

— Возможно, это запоздалая реакция на конфликт с папой, — предположила я, надевая теплую куртку и шапку-ушанку.

— Или ты подхватила где-то грипп. Возьми градусник.

— Меня тоже как-то странно ломает, — сообщила Миленка, — и к тому же мне совсем не жарко, а ведь я только что из-под турболамп.

— Измеришь температуру после Вишни, — распорядилась Вика, ставя на огонь наш довоенный алюминиевый чайник. — Ну, показывай термометр, — протянула она руку. — Все ясно, сорок и две десятых. Где у нас лекарства? А ты ложись на кровать Марии, не будешь же ты валяться на холодном матраце у окна. Тебе нужно пропотеть, а кровать Марии как раз у печки. Я сделаю чай.

— Сделай и мне, — попросила Милена. — На полке у окна стоит банка малинового конфитюра. Я вчера совершила эту актуальную покупку. Думаю, несколько слов признательности были бы в самый раз.

— Миленка, ты божественна, но сейчас сосредоточься на термометре. И не размахивай так руками, а то он вылетит у тебя из-под мышки.

— А Мария где ляжет? — спросила я, когда Виктория укрыла меня одеялом до самых бровей.