запоздавшее прошение было, тем не менее, принято, и Энди Вархола стал, наконец, реальным персонажем, по крайней мере гражданином, зарегистрированным надлежащим образом.

Это недоразумение породило и долго питало слухи, один фантастичнее другого относительно даты и места рождения Энди Уорхола. Да и сам он никогда не упускал возможности запутать следы и испытывал от этого особое удовольствие, давая в разное время совершенно разные сведения о себе…

Вторая мировая война в Европе завершилась 8 мая 1945 года капитуляцией Третьего рейха, а 14 августа – Японии на Дальнем Востоке. Американские солдаты вернулись домой. Кто был студентом, вернулся к учебе. Был принят новый закон: для ветеранов войны расходы на обучение берет на себя государство.

В Технологическом институте Карнеги многие из однокашников Энди воспользовались этой льготой. Они были старше него на два, три или четыре года (военный возраст). Благодаря тому, что он был младшим в этой компании, товарищи относились к нему благожелательно и, скорее, покровительственно, нежели по-приятельски или дружески, испытывая потребность во взаимном общении. Но это не помешало ему стать центром группы. Как всегда.

Не подчиняясь строгим правилам – это самое малое, что можно сказать, – на протяжении всей своей недолгой и очень неровной учебы Энди столкнулся с большими трудностями в социальной адаптации и в овладении некоторыми учебными дисциплинами, особенно в институте. Он делал только то, что хотел, и это, разумеется, выводило преподавателей из себя.

Его учеба была более чем нестабильной. В конце первого курса ему с трудом удалось избежать отчисления, но зато в конце последнего года обучения все считали его «гениальным». Между тем сам он только догадывался о своем таланте. Окружающие вскоре заметили, что пассивный Энди имеет характер. Если кто-то решался напасть на то, что для Энди имело какую-то ценность, он защищался всеми силами, руками и ногами! Постепенно он вышел из своего кокона и со временем стал звездой среди однокашников.

«В последний или предпоследний год обучения мы все открыли для себя модернизм, особенно благодаря кружкам по интересам, собиравшимся для споров и обсуждений вне учебных стен – в кафетериях, в художественной галерее Питтсбурга, которую мы окрестили “Outlines[210]” и которая стала центром притяжения представителей нью-йоркского авангарда, там устраивали свои выставки и проводились конференции (…). Энди вращался в этом обществе, “варился” в их идеях, но не заразился ни одной из них».

Попробуем представить молодого Энди, который не только возражает и перечит профессорам, но может часами разговаривать и жарко спорить о последних событиях современного искусства. Надо полагать, то было захватывающее зрелище!

Мы уже видели, что детство Энди Уорхола пришлось на биржевой крах, безработицу, нищету, но вместе с тем оно было наполнено голливудскими грезами. Упоминая о его подростковом возрасте и годах учебы, нельзя забывать о неодобрительных настроениях в обществе, связанных с внезапным появлением такого направления в искусстве, как абстрактный импрессионизм и action painting[211].

Разумеется, и до того времени США не испытывали нехватки в интересных художниках, но возникает огромное желание, всколыхнувшее артистическую среду в 1940-х годах, «сдвинуться с мертвой точки, писать так, словно живописи до сих пор никогда не существовало» (Ньюман, Ротко[212]), забыть о разных течениях и влияниях, особенно европейских, которыми увлекались американские художники. В это время появляется главный художник, лидер абстрактного импрессионизма – Поллок[213]. По словам критика Гринберга[214], сложились благоприятные условия для защиты и прославления подлинного американского искусства. Прорыв будет ни с чем не сравним.

Пресса, которая до этого почти не замечала живопись, начинает отводить ей в своих изданиях столько же места, что и литературе, музыке, танцу и театру. Доходит до того, что в июле 1945 года публикуется в печати письмо Марка Ротко, написанное в форме манифеста: «Мы хотим подчеркнуть поверхность картины, – писал он. – Мы выступаем за плоские формы, потому что они разрушают иллюзию и пробуждают истину».

Разумеется, письмо было напечатано в специализированном журнале Art News, где Гарольд Розенберг[215] дал определение цели action painting: «Полотно картины становится понемногу сценой, на которой разворачивается действие, превосходящее пространство, где требуется воссоздать или отобразить реальный или вымышленный объект. Все, что должно перейти на холст, является не воспроизведением, а событием». Или еще: «Картина, которая есть действие, неотделима от биографии художника». Но настоящие громы и молнии вызвала статья, опубликованная в 1949 году в журнале Life, под названием «Джексон Поллок – самый крупный из живущих ныне американских художников?». Конечно же, она не могла не попасться на глаза молодому Энди Вархола. Именно с 27 ноября 1943 года Гринберг стал отзываться о Поллоке в превосходной степени, расхваливая дерзость, силу и энергию «Поллока – героя». Ему вторил Роберт Мазервелл[216]: «Он – одна из удач молодого поколения». Джеймс Джонсон Суини[217] писал в каталоге первой выставки Поллока в галерее Пегги Гуггенхайм[218] в 1943 году: «Нам прежде всего необходимы молодые художники, которые пишут инстинктивно, не обращая внимания на чувства и высказывания критиков или зрителей. Такие художники могут пойти в работе на риск, чтобы сказать о чем-то в собственной индивидуальной манере». Критик Дора Астон добавляла: «С Поллоком во главе все, кто хотел привлечь внимание к способности американской изобразительной культуры противостоять гегемонии Европы, обрел мощное оружие». Да, тем более что наименование action painting подразумевает энергию, динамизм, молодость.

Поллок появился в идеальный момент, чтобы вернуть миф в Америку. После первой же выставки успех стал его постоянным спутником. Де Кунинг сказал о нем, что «он разбил корку льда», заставил американскую живопись освободиться от европейских традиций и перейти на качественно новый уровень. Даже его смерть в автокатастрофе, а-ля Джеймс[219], стала частью американского мифа.

Стал ли он первым американским художником, которого, как продукт потребления, «съели» критики и коллекционеры? Он попал в руки массмедиа и рекламы, поднимавшей его популярность, от чего он был в восторге. Речь шла о том, чтобы переместить интеллектуальный и художественный центр мира из Парижа в Нью-Йорк.

Для Гринберга период 1947–1948 годов (решающий в обучении Энди Вархола в институте) ознаменовался переломом и значительным качественным рывком в искусстве. «Нью-Йоркская школа становилась заметной и жизнеспособной, – писала Дора Астон. – Во всех странах художников охватил небывалый порыв энтузиазма, они с нетерпением ждали возможности поговорить о настоящем движении, и все они съехались в Нью-Йорк. Здесь, в кафетерии Waldorf велись свободные дискуссии, которые становились с каждым днем все оживленнее. В престижных кварталах, в северном Манхэттене открывались новые галереи, начал расти интерес и к музейным экспозициям».