То же самое с Ивонн Де Карло[190] и Энн Бакстер[191]. Чарлтон Хестон[192] был OK. Он был хорош. Сцена оргии (смех): люди бросают виноградные грозди одну на другую. Не напоминает ли это один старый фильм Энди Уорхола, нет?!»

7 апреля 1986 года: «Я пошел смотреть фильм “Из Африки”, который длился два с половиной часа. Еще один из тех фильмов, в которых ничего не происходит: сначала они делают это, потом они делают то, а нужно – вот это и вон то, но действия никакого нет».

Нет действия! И это говорит он – Уорхол упрекает в отсутствии динамики фильм, снятый по книге Карен Бликсен! Он, который свои фильмы делал вообще неподвижными (или почти) на протяжении нескольких часов!

Но не будем забегать вперед. В настоящий момент нашего повествования Энди Вархола пока еще ребенок, живущий в Питтсбурге. Надо сказать, что если этот индустриальный город по многим критериям современной жизни оставался все-таки провинциальным, то в области искусства здесь, напротив, все было в полном порядке. Основателем местного художественного музея был Эндрю Карнеги[193]; уроженцы города Генри Фрик[194] и Эндрю Уильям Меллон[195], чьи имена были известны всем питтсбуржцам, входили в число самых известных и влиятельных коллекционеров мира. Они щедро спонсировали художественные центры, конкурсы, устройство бесплатных художественных школ и обучающих курсов по разным направлениям искусства, в которые принимали всех желающих каждое воскресенье, на пятом этаже музея Карнеги. Ежегодно их посещали порядка трехсот учеников.

Энди поступил в художественную школу в 1937 году, в девятилетнем возрасте, по совету Ани Викерман, учительницы по рисованию начальной школы Холмс.

Там ему посчастливилось учиться у неординарного преподавателя, Джозефа Фитцпатрика, который превратил свою учительскую кафедру в театральную сцену, а каждое занятие – в спектакль. Его подопечные, подчас не слишком способные, но чересчур непоседливые, внимали ему, раскрыв уши, глаза и рты. «Искусство, – рассказывал он, – это образ жизни, это единственное, что занимает все мысли художника с момента, когда он просыпается утром, открывает глаза, и до той минуты, когда вечером, ложась спать, он их закрывает». Банально, скажете вы?! Да, но эта банальность, произнесенная с жаром, с необыкновенной силой убеждения, может захватить, может совершить чудо и изменить течение вашей жизни. Но Джозеф Фитцпатрик не ограничивался общими фразами. Преподаватель советовал своей молодой аудитории смотреть, наблюдать и созерцать. Он старался развивать у своих учеников зрительную память, расспрашивая, например, что они только что видели, входя в музей, или что любопытного они заметили за прошедшую неделю.

Время от времени на занятия приходили художники Питтсбурга рассказать о своих работах и поделиться опытом. Уроки всегда были открытыми и разнообразными, часто проводились экспромтом, чтобы каждый имел возможность развивать свою творческую индивидуальность и искать именно свой путь в искусстве.

Уорхол вышел из того времени? Не совсем, но именно тогда он впервые воочию увидел богатых людей, не в кино, а живыми, из плоти и крови. Кроме того, школу посещали двое детей, которых привозили на занятия и увозили в лимузинах: одного – в бордовом Packard, а другого – в Pierce Arrow, припоминал Уорхол несколько лет спустя. Он не стал бы уточнять эти подробности, если бы тогда это не произвело на него действительно сильного впечатления. Матери тех детей носили умопомрачительные наряды, меха и драгоценности.

Не станем заранее отмахиваться от свидетельства из нежелания услышать какой-нибудь забавный парадокс или одно из «словечек» Уорхола, их тут же угодливо переиначат. Итак, поскольку мы не отмахиваемся от впечатлений преподавателя, который уже знает, кем стал его бывший ученик, или близких, реконструирующих прошлое, возможно, его приукрашивая, вопреки памяти главного заинтересованного лица. Да и он тоже изменился. Так стоит ли пренебрегать воспоминаниями самого художника под тем предлогом, что он часто лгал в деталях, а значит, кто ему поверит?

«Эти занятия приоткрыли перед Энди дверь в мир богатых и преуспевающих людей, и он не должен об этом забывать», – сказала Ультра Вайолет, француженка, его суперзвезда 1960-х годов, имея в виду тот период из прошлого художника. Да, в этом нет сомнения. Гораздо важнее это знать, чем то, что колоннада при входе в музей выполнена из мрамора или что девиз школы звучал так: Laborare est orare[196].

На расспросы о бывшем ученике Энди Вархола Фитцпатрик вспоминает, что был удивлен изяществом его рисунков и особенно его личностью, становление которой проходило у него на глазах. Что еще можно сказать? Работы того времени в самом деле свидетельствуют о некоторой изысканности, бесспорной творческой способности. Об этих качествах часто говорят работы лучших учеников художественных школ. Больше нечего прибавить. Впрочем, Фитцпатрик ничего больше и не сказал. По словам Фитцпатрика, Энди надо было поощрять заниматься. Это может быть пустяком, а может означать очень многое. Все зависит от того, под каким соусом это подается.

По некоторым свидетельствам и воспоминаниям, это был молодой человек, пресекающий любые попытки сблизиться и подружиться, держащийся всегда обособленно, не испытывающий ни к кому, казалось, уважения. Уже!

В 1941 году, продолжая посещать воскресные бесплатные занятия в музее Карнеги, Энди поступил в колледж Шенли. В это время у отца Энди кожа внезапно приобрела желтоватый оттенок. Он стал жаловаться на боли в печени. Были ли то первые симптомы болезни, унесшей его жизнь? Трудно сказать: Джулия говорила о загрязненной воде, которую ему приходилось пить, когда он работал на шахте в Виргинии. Может, было что-то еще? Будучи по природе сдержанным и крайне недоверчивым человеком, отец Уорхола мало говорил о себе, поэтому все факты о нем очень спорные. Доподлинно известно, что он совсем не прислушивался к мнению жены, когда та просила его не уезжать больше, когда однажды бросила ему в пылу спора, что он уже достаточно измотался на такой работе, что денег уже довольно и что сыновья уже скоро вступят в тот возраст, когда начнут зарабатывать сами. Вскоре он вернулся домой, и через несколько месяцев его здоровье стало настолько критическим, что вопрос о его госпитализации не подлежал обсуждению.

Но прежде состоялся долгий разговор с глазу на глаз с сыном Джоном, которого отец назначил главой семьи, а не старшего Поля, чье поведение и учеба в школе очень его огорчали. То был серьезный мужской разговор, именно тогда отец сказал свою «последнюю волю». Он чувствовал, что живым из больницы не выйдет.

Что он говорил? Отец полагал, что Поль вскоре женится и, стало быть, заживет своим, отдельным домом, поэтому он просил Джона заботиться о Джулии