Тбилиси

Сам собор был построен в VII веке и, как указано в исторических анналах, сыграл особенную роль в истории Грузии, как и местный епископ – святой Георгий Чкондидский. Он был соратником святого Давида Строителя, вместе с ним не покладая рук трудился на благо Грузии и принимал большое участие в строительстве Мартвильской обители. Давид часто посещал монастырь, сохранилась и его келия, где он проводил собрания, обсуждая со своими сподвижниками дальнейшую судьбу родины.

По преданию, в древности на месте собора рос огромнейший дуб. Деревенские жители-язычники для своего благополучия приносили идолу этого дуба в жертву новорожденного. Когда сюда прибыл апостол Андрей Первозванный для проповеди, он взял в руки топор и всадил его в сердцевину дуба. Испуганный народ ждал кары с небес, но конец света не наступил. И они уверовали в истинного Бога и приняли христианство. Отец младенца, приготовленного для жертвоприношения, с радостными воплями помчался к жене, чтобы сообщить о спасении ребенка. Место, где супруги встретились, назвали Нахаребау, что в переводе означает «Благая весть».

На месте срубленного дуба и стоит величественный собор, во всем великолепии и святости. И по сей день архиереи, поставляемые на Мартвильскую кафедру, нарекаются Чкондидскими: «чкони-диди» в переводе с мегрельского означает «большой дуб».

В юности я ничего обо всем этом не знал. Только переживал нечто возвышенное, когда созерцал этот пейзаж, стоя на балконе бабушкиного дома в деревне. И даже сегодня, когда порой нахлынут воспоминания, я опять ощущаю те минуты счастья, которые испытал тогда, безотчетно наслаждаясь этим величием.

Когда я подрос, в моей жизни появился футбол: сперва я хорошо играл, потом не очень, а в конце концов попал в республиканскую детскую команду – благодаря моему отцу, который был спонсором этой команды. Каждая из пятнадцати советских республик набирала такие команды на турнир имени Боброва, который проходил ежегодно в московском манеже ЦСКА.

Мне и раньше отец рассказывал о том, что в действительности Ленин, портреты которого везде висели, сделал с Россией и с Грузией. А на этих соревнованиях я впервые явно столкнулся с советской неправдой, ощутил ее на личном опыте. Мы вышли в финал, играли против ЦСКА; вели 2:0. И за пять минут до конца матча судья на ровном месте назначил нам два пенальти подряд. Я ощутил настоящее отчаяние, просто в голове не укладывалось, что все это на самом деле происходит! Со счетом 2:2 завершилось основное время. После матча, как обычно, серия пенальти. И в конце, когда русский мальчик бил, он промахнулся, а судья, вопреки всем правилам, повторил пенальти, но мальчик опять не смог забить!

И в третий раз у него ничего не вышло! Ну, здесь уже судье деваться некуда было, в общем, финал мы выиграли. Конечно, мы очень рады были, но грамоты нам так и не дали. Знаете почему? Потому что грамоты уже заранее сделаны были для ребят из ЦСКА. Так что это было моим первым столкновением с лживостью системы.

Позже я сошелся с кругом художников, писателей, музыкантов, не принимающих советскую идеологию, то есть не только словесно ее отвергающих, но и в жизни не пользующихся выгодами советского строя. Например, эти художники принципиально не брались за номенклатурные заказы, не рисовали Ленина и Брежнева. Они говорили об искусстве, об импрессионистах, любили джаз. А я тогда роком жил.

– Плюньте на джаз, – говорил я им, – давайте Джимми Хендрикса послушаем или «Лед Зеппелин».

Я с детства играл на гитаре, и к тому времени у меня была собственная рок-группа, переходившая из одного подвала в другой.

Первым моим учителем музыки был легендарный Отар Рамишвили – это известнейший бард, обладающий, как Высоцкий, сильным хриплым голосом, но в плане разгула и выпивки он Высоцкого серьезно превзошел. У Отара было столько приключений, что они в целые легенды складывались. Каждый раз, когда я приходил к нему, он задавал один и тот же вопрос:

– Деньги принес?

– Я же вчера принес и отдал! – оправдывался я.

– А, вчера уже принес, ну, хорошо!

На следующий день все повторялось.

Один раз, когда я пришел, женщина-вахтер сказала мне:

– Не ходи, он повесился…

– Что значит повесился?! Как?! Умер?

– Повесился, – спокойно ответила вахтер. – Что, не знаешь, как вешаются? А умереть не умер, вынули его из петли, через неделю приходи, все будет хорошо. Он уже третий раз вешается.

Но он долго еще прожил, только несколько лет назад умер. Когда мы встречались, он говорил про меня:

– Вот – мой ученик, это я его вырастил священником!

После Отара у меня появился новый учитель, дававший уроки на дому. У него был собственный хит – песня про Аллу. Алла – это его случайная возлюбленная, с ней он познакомился в Гаграх. В песне были такие слова, что можно со смеху умереть, настоящая шуточная песня, но учитель мой пел ее серьезно. Уже будучи взрослым, я смотрел передачу «Вот это талант», там разных чудаков показывают, они поют, играют или стихи читают, потом о своих мечтах рассказывают: кто-то хочет солировать в «Ла Скала», кто-то с Эриком Клэптоном на концерте сыграть… В общем, тоже вполне юмористическая передача. Так вот, увидел я в этой передаче и своего семидесятилетнего учителя. Позвонил маме и спрашиваю:

– Ты меня в детстве любила?

– Конечно, сынок, – отвечает она, – а что?

– Как ты мне учителей выбирала?!

А когда я стал священником, этого учителя в храме у себя увидел. Подошел к нему, поздоровался и напомнил о себе.

– А, это ты? – вспомнил он. – Хочешь, вместе сыграем, я вчера песню отличную написал, сейчас и тебя научу!

– Может, не надо?

– Нет, нет, не стесняйся, – вдохновился он, – я столько лет тебя не видел! А певчие у тебя есть?

– Есть, – совсем замялся я.

– Зови скорее их всех!

Пришлось звать. Короче говоря, весело было.

В нашей рок-группе нас было трое. Я играл на акустической гитаре, переделанной под электро-, мой друг на акустической гитаре, а третий друг был барабанщиком. Правда, установки у нас не было, и мы били в пионерские барабаны и кастрюли. Помню, как мы дали первый свой концерт. Сделали билетики и собрали одиннадцать рублей. После пошли в парк, катались на каруселях, ели мороженое. Потом отец купил мне две электрогитары и еще одну бас-гитару. Только установки не хватало. У родителей нашего барабанщика денег не было, я стал просить отца, объясняя, что все это ведь нужно для моей группы. И отец подарил барабанную установку. С пятнадцати лет мы начали играть серьезно.