Господин Триенариц подошел к терминалу, приблизил к специальному окошку с датчиком левое предплечье, обнаженное почти до локтя, поднес к датчику вживленный в руку биочип.

— Активировать систему? — всплыл на сенсорном экране стандартный вопрос. Тот же вопрос озвучил холодный женский голос с великолепной дикцией.

— Да, — ответил мужчина и нажал соответствующую кнопку экрана.

— Выберите один из пунктов меню, — продолжала наставлять его программа.

Доминик изучил меню и нажал очередную кнопку, одновременно проговорив:

— Отказ от гражданства Конфедерации, запрос о переселении на Планету Несогласных.

— Подтвердите запрос, введите свой персональный идентификационный код, — мигнул монитор.

Голос компьютера звучал все так же холодно и безразлично.

Доминик на пару мгновений завис. Схватился обеими руками за холодные края монитора. Чуть склонился вперед, судорожно сглатывая пересохшим ртом. Переждал приступ внезапно накатившей дурноты.

— Подтвердите запрос, введите свой персональный идентификационный код, — повторила бездушная система.

Мужчина еще раз сглотнул и нетвердыми пальцами начал набирать двенадцатизначную последовательность букв, цифр, символов, которые помнил наизусть.

…Сколько раз за последний год он представлял себе, как объявит родителям и братьям о своем решении. Как они будут его отговаривать. Как придут вместе с ним в Зал Несогласия, чтобы проститься с ним последний раз. Ведь, по слухам, люди, изъявившие желание мигрировать на Левконию, из этого зала уже не выходили.

Но Доминику так и не хватило духа поговорить с семьей. Сказать им, что он, любимый сын, гордость семьи, решил стать ренегатом. Изменником, предавшим все, во что верили поколения его предков. Сбежать из благополучного, щедрого мира, вырастившего его. Из теплого родительского дома. Дома, где он так и не нашел понимания. Где его по-прежнему считали ребенком. Талантливым до гениальности, но увлекшимся неразумной идеей.

Они так и не осознали его уникальности. Его величия. Поэтому он ничего и не сказал им. Просто встал утром. Молча позавтракал, оделся и ушел, прихватив с собой только два хардрайда со всей информацией по клонированию да десяток кристаллов памяти. Сбежал, словно трусливое животное, не посмев заявить даже самым близким людям о своем особом предназначении, которое все яснее ощущал.

Доминик нажал последний символ, коснулся кнопки «ввод».

— Ваш запрос обрабатывается. Время ожидания — десять минут. Пожалуйста, подождите, — сообщила система.

Теперь он понял, зачем нужны эти синие скамьи у стен. Его ноги ослабели настолько, что выстоять десять минут у мерцающего терминала он не смог бы. Кое-как доковылял до сидений, расположенных у окна, тяжело плюхнулся на среднее из трех, ощутил через тонкую ткань летних брюк холодную жесткую металлическую поверхность.

Волоски на руках встали дыбом от пробежавшей по телу волны зябкой дрожи.

«Они что, нарочно сделали так, чтобы тут было холодно?» — поймал себя на раздраженной мысли.

Десять минут тянулись невыносимо долго. Ему казалось, что это еще одна пытка, придуманная специально для таких, как он: испуганных собственной решимостью, подавленных необходимостью отказаться от жизни в обществе, которое их не понимало и не принимало.

Триенарицу хотелось встать и уйти. Очень хотелось.

Вернуться в родную академию. В уютный родительский дом. Туда, где его всегда ждали: с радостью, с уважением, с восторгом. Но если он уйдет, то через каких-то шестьдесят лет начнет стареть и дряхлеть. А через сто двадцать — окажется в таком же деревянном гробу, в каком лежал его погибший брат.

Он не может себе этого позволить. Он не отступится.

Его первый клон появится на Левконии.

У Доминика благодаря высокому окладу и многочисленным премиям за научные достижения скопилась внушительная сумма на счете. С тех пор, как начал получать повышенную стипендию, он не потратил ни единого базеда (базовая единица) сверх необходимого. Теперь он мог бы с гордостью сказать, что он — человек состоятельный.

Но все его состояние, до последней монетки, понадобится ему там, на Планете Несогласных, чтобы найти способ получить в свое распоряжение хорошо оснащенную научную лабораторию, а может быть даже и целый научно-исследовательский центр. Центр, который станет тем домом, где появится долгожданное детище — первый клон Доминика Триенарица.

***

Утонувший в своих мыслях молодой человек не слышал, как сдвинулась незамеченная им дверная панель в стене напротив окна. Не слышал мягких, постепенно приближающихся шагов. Вздрогнул, услышав прозвучавший над ним негромкий мужской голос:

— Господин Доминик Триенариц. Ваш запрос обработан и одобрен. После деактивации биочипа вы получите документы, транспортную декларацию, миграционное свидетельство. Средства с вашего банковского счета в государственном банке Эухариса будут переведены на персональный банковский счет в десятом Межгалактическом банке. Следуйте за мной.

К концу этой тирады Доминик сумел овладеть собой настолько, чтобы поднять взгляд на обращавшегося к нему человека. Поднял в надежде посмотреть в лицо тому, кто станет его последним провожатым на этой планете, увидеть в глазах незнакомца… что? Любопытство? Осуждение? Безразличие?

Увидеть не удалось ничего: лицо служащего оказалось скрыто экраном-маской — вроде бы прозрачным, но с зеркальным радужным покрытием. Триенариц встал, чувствуя слабость во всем теле. Тяжело потопал за бесшумно скользящим на метр впереди провожатым к проему в стене, который закрылся сразу же, как Доминик переступил невидимую черту.

Все дальнейшее превратилось для Доминика в сон, состоявший из смазанных обрывков-впечатлений.

Незнакомые коридоры. Светлые безликие кабинеты. Люди в форменных костюмах и экранирующих лица масках. Непрозрачный скоростной лифт, вознесший своих пассажиров на неизвестную высоту. Стартовавший с крыши единственного в городе небоскреба орбитальный крейсер. Этот крейсер доставил Доминика на борт межгалактического лайнера.

Во время перелета на Левконию разглядеть молодому человеку ничего не удалось. Да и не хотелось. Все время полета он находился в своей каюте. Его не запирали, не озвучивали требований или запретов. Он сам посадил себя под домашний арест, не желая знакомиться ни с другими пассажирами, ни с членами экипажа. Опасался увидеть осуждение и презрение в глазах бывших сограждан.

Следующие две недели Лайона делила свои вечера между подругами-экзорцистами, приезжавшим раз в три-четыре дня мужем и своей новой подругой Летицией. Темная послушница не разочаровала Лайону: она оказалась очень разносторонней, начитанной, думающей личностью с глубоким внутренним миром, стремлением к самопознанию и живым, гибким умом. Чем больше они общались, тем больше недоумевала Лайона: где, ну где в энергетических телах этой светлой по самой своей сути девушки может таиться темная тварь?