она просто замечательна! Что ж, мы всегда говорили, что наша Энн покажет всем, когда сойдет наконец с мороженого, которое использовала как стул. Что? Она была реже в модных местах, с тех пор как вернулась из поездки на Восток, чем встречаются новые идеи в голове сценариста? Да, но ходят слухи, что потребовалась крепкая рука, чтобы вернуть ее. Говорят, один из посыльных до сих пор лечит челюсть после удара мускулистой руки. Кажется ясным, что кто-то научил мисс Доринг тому, чего она никогда раньше не знала.

Продолжение рассказа Хью Ламберта

– Он убил себя! – воскликнул я. – Он…

– Да. – Налина отвела мрачный взгляд от безголового трупа полковника Скултеха. – Он нарушил Закон.

Она коснулась своего серебристого жезла. Вспомнив агонию на лице тафета за мгновение до того, как оно перестало быть лицом, я понял, почему полковник предпочел смерть от корета.

– Но зло, которое он породил, еще живо. Я должна немедленно добраться до Ташны.

Она обернулась к отряду Скултеха и поманила.

Солдаты стояли вытянувшись; дисциплина их была так строга, что они даже не шевельнулись при виде смерти своего командира. По сигналу Налины один из них направился к нам. Он остановился в двух шагах от ра и отдал ей честь. Пальцами ног он едва не касался трупа полковника, но, судя по выражению на его смуглом лице, на земле могло ничего не быть.

Налина опустила руку после ответного приветствия.

– Сержант, – резко сказала она, – пусть мой лузан поставят на дорогу в направлении на Ташну, где он был подорван.

– Слушаюсь! – ответил сержант. Он снова отдал честь, щелкнул каблуками. Поднял над головой левую руку и сделал несколько резких жестов.

Со стороны горизонта, на которую он смотрел, исчезла одна из наблюдающих фигур. Я понял, что он передал приказ, который начал исполняться.

– Отойдем в сторону, – сказала мне Налина. – Здесь мы только помешаем.

Я был рад этому предложению. Зловоние лужи, у которой мы стояли, было по меньшей мере неприятно. Мы немного отошли; девушка молча задумчиво шла рядом со мной.

Высокая оранжевая трава, которую она назвала фортлик, шуршала у наших колен. Светящиеся стебли были диаметром с мой указательный палец. Они поднимались прямо от земли. Широкие заостренные листья своими основаниями окутывали стебли, потом грациозно изгибались наружу. На стеблях овальные бугорки толщиной и длиной в мой большой палец, оканчивающиеся кисточками, шелковистыми светлыми кисточками.

Я сорвал одно такое утолщение, снял оболочку и увидел плод размером с зерно пшеницы.

Но если это уже зрелая пшеница, подумал я, стебли должны подниматься выше наших голов. И тут впервые с того момента как я прошел через страшный морг, который девушка назвала Стеной Входа, я вспомнил, что все, что я вижу в Мернии, нужно рассматривать в меньших масштабах. По меркам моего мира эти растения были высотой в четыре дюйма.

Почвы не было, всё огромное пространство растений, которое я видел в пути из лузана, орошается искусственно! Оно все изрезано глубокими бороздками, которые могут быть только работой человека. Маленький народ с бесконечным трудом провел в твердом основании эти крошечные каналы, сделав каменную пустыню плодородной.

– Откуда приходит вода? – задал я следующий вопрос, пришедший мне в голову. – Я не вижу нигде ручьев.

Налина оторвалась от своих размышлений.

– Она просачивается через Западную Стену.

– Могу представить себе, что поры в стене пропускают достаточно воды из подземного источника, чтобы удовлетворять ваши нужды, одновременно не затопляя вас, если вы следите за стоком. Но растениям нужна не только вода. Есть ли в этой воде нужная им пища?

– Нет. Через Стену приходит только вода. Она уходит в большие бассейны здесь на Западе, куда направляются все отбросы нашей жизнедеятельности и тела наших мертвых. Наши ученые все это перерабатывают, а результаты вода уносит на поля фортлика.

– Тела ваших мертвых! – Я был потрясен. – Вы едите зерно, растущее из тел ваших мертвых!

* * *

Должно быть, на моем лице отразились отвращение и ужас, потому что Налина посмотрела на меня со смесью непонимания и удивления.

– А что в этом странного? – спросила она. – Мы кое-что знаем о жизни вашего народа. Вы убиваете животных и питаетесь их обгоревшим мясом. Мы так не делаем.

– Но эти животные других видов, – возразил я. – Они не люди. Своих мы хороним в освященной земле и стараемся, чтобы их никто никогда не тревожил. Мы ухаживаем за могилами, украшаем травой и цветами, которые хорошо растут на плодородной почве. Наши мертвые вечно спят…

Я неожиданно остановился. В моем сознании возник непрошеный вопрос. Откуда пришли элементы, смешавшиеся с тем, что вначале было только камнем, размельченном непогодой и принесенном ветром. Камень не может поддерживать жизнь, не может стать плодородным.

Эпохи времени проносились в моем сознании. Из теплого соленого моря комки протоплазмы выползали на голый песчаный берег, умирали и разлагались. Из почвы вырастали крошечные зеленые растения. Снова море приносило микроскопическую жизнь. Она кормилась зеленью, и проходило немного больше времени, прежде чем она разлагалась.

Проходили эпохи, неисчислимые десятки столетий. Волосатые люди с грубыми лицами бродили по парящим джунглям. Они убивали животных, это правда, убивали чудовищных зверей, которые охотились на них. Но в свои зубастые пасти они заталкивали и нежные стебли, и ныне забытые плоды первобытных деревьев. Обезьянолюди умирали, их трупы разлагались в джунглях, и из химизма этих разлагающихся трупов вырастали новые растения; их плоды дети обезьянолюдей заталкивали в свои клыкастые пасти…

Я думал о траве и цветах на тщательно ухоженных могилах, их кормят питательные вещества из треснувших гробов, то, что вымывается из этих гробов. Потом трава и цветы умирают, их скашивают и увозят, может, используют, как удобрение, на каком-нибудь поле, и поле покрывается золотистой пшеницей. Может, какой-нибудь ребенок, поедая на завтрак кашу, укрепляет свое маленькое тело одним-двумя атомами, когда-то жившими в теле его прапрадеда.

Это не ужасно. Напротив, прекрасно. Каким-то образом оно придает новое достоинство смерти, новый и замечательный символизм каждому заросшему кладбищу. Истинно сказано, «ибо прах ты и в прах возвратишься». [Библия. Книга Бытие, 3-19. – Прим. пер.] Но этот прах не остается просто прахом. «На полях Фландрии колышутся маки…» [Известное стихотворение, написанное в 1915 году Джоном Маккреем, поэтом и военным хирургом. В Канаде и США символ погибших в войнах. – Прим. пер.]

– Вечно! – воскликнула Налина. – Они вечно лежат непотревоженными. Как это расточительно! Каким богатым должен быть Верхний Мир, если может позволить себе такие траты. Здесь, в Мернии, мы не смеем ничего оставить неиспользованным, чтобы не потерять все. Смотри, Хьюла. Труп предателя Скултеха