запах, исходивший от матери: запах спирта. Катри не то чтобы была пьяной. Она вполне уверенно держалась на ногах и даже начала подметать пол, что обычно поручала дочери. Но тут взялась так рьяно мести, выдвигала стулья, приподнимала диван, забиралась под стол…

“За что он тебя побил?” – спросила Сусанна.

“За то, что любит очень сильно”, – глубоко вздохнула Катри и вымела из-под стола огромный пушистый ворох серой пыли.

Она по-прежнему пропадала в своей больнице, уходила на сутки, а то и на двое, и Сусанна часто проводила одна длинные холодные ночи. После того синяка мать привела Валеру дня через три. Как ни в чём не бывало, вывалила на сковородку тушёнку, которую он принёс с собой, и кухню наполнил запах жареного мяса. Такого эти стены не помнили с мирных времён.

“Лучше бы финской принёс”, – проворчала Катри, мешая всю эту невообразимую вкуснятину, от которой живот, наверное, готов был разорваться.

Валера строго взглянул на Катри.

“Лучше нашей советской не придумаешь!” – отрезал он.

“Ещё как придумаешь!” – не унималась Катри, – “Что я, финской тушёнки не ела?”

“Turpa kiinni!23” – прошипел Валера, – “Мало одного синяка?!”

Сусанна добирается до самого конца галереи. Здесь, в углу у банкоматов, приютился магазин игрушек: пятно розового – девчачий отдел, пятно зелёного – мальчишечий – танки, самолёты, поезда, солдаты в форме, как живые… Сусанна заходит и словно оказывается внутри какого-нибудь мультфильма: с полок на неё взирают огромные улыбающиеся микки-маусы, приветливо подмигивает крокодил Гена, трактор мигает фарами и переваливается с боку на бок. Кажется, ещё мгновение – и игрушки сами начнут прыгать с полок, разбегутся по всему торговому центру… Всё это – из чьего-то чужого, сытого, спокойного, счастливого детства, без подвалов и сухарей, без ночных сирен, без растерзанных трамваев, вмёрзших в щербатый лёд. Всё это – не для неё, восьмедясетишестилетней, безвременно родившейся, безвременно состарившейся, качавшей в своей жизни лишь пару кукол, и то со стёршимися глазами. Кукол здесь – целый пантеон, но почти все они какие-то слишком тонкие, с длиннющими ногами, растопыренными руками, в коротких юбках, а то и вовсе в купальниках, за рулём большой розовой машины с открытым верхом. Рядом – такие же длинные куклы-мужчины: один на мотоцикле, другой – в пиджаке и с портфелем, третий – верхом на белой лошади, будто принц… Куклы, которые не знают, что такое – бурый кисловатый хлеб, тёмная холодная парадная, коммуналка с бесконечным общим коридором… Вот он, кукольный дом! Огромный, в три этажа, с розовой крышей и белым балконом, с сиреневой кухней, с жёлтой гостиной, вон какие полосатые обои на стене… Сусанна останавливается и смотрит на этот кусок сказки, на шкаф с приоткрытой дверцей, в котором видно блестящее кукольное платье…

− Ой! – вырывается у Сусанны.

− Вам что-нибудь подсказать?

Продавщица, такая же счастливая и улыбающаяся, как эти куклы, выныривает из-за шкафа.

− Ой, – вздыхает Сусанна, – Подарок вот ищу…

− Кому дарить собираетесь?

− Внучке.

− Сколько вашей внучке лет?

− Сорок три…

Продавщица проглатывает улыбку и смотрит не то испуганно, не то с сожалением. Сусанна облокачивается на шкаф, расстёгивает верхнюю пуговицу пальто и тяжело дышит.

− Вам нехорошо? Пойдёмте, я вам дам нашатырь!

Она хватает старуху за руку и тащит мимо коробок с разноцветным конструктором, мимо железной дороги, по которой ходит поезд со светящимися фарами, мимо монстров, похожих не то на роботов, не то на динозавров, со сверкающими глазами и острыми мечами. Сусанна видит, как с соседнего шкафа взлетает самолёт, бомбит поезд, бомбит монстров с мечами, бомбит роскошный розовый дом, и у него тут же отваливается стена. Шкаф с блестящим платьем опрокидывается и нависает над пропастью…

− Это всё погода, – торопливо говорит продавщица, – Давление резко меняется. Я сегодня сама с утра как обухом по голове огретая… Вот, посидите здесь, я сейчас принесу нашатырь…

Сусанна видит, как летит с лошади убитый “принц”, как съезжает в кювет розовая машина, как падает на руль её длинноволосая хозяйка, как растёт кровавое пятно у неё на затылке…

− Вот, подышите немножко, вам полегче станет…

Резкий тошнотворный запах всё возвращает на место. Магазин снова – всего лишь магазин. В дальнем конце смуглая уборщица моет пол, мимо проходит мама с коляской, из которой выглядывают близнецы. Поезд всё так же ходит по кругу и сверкает фарами.

− Какие хорошие игрушки сейчас… – бормочет Сусанна, – Куклы, солдаты…

− Посидите ещё немного, я к вам подойду…

Продавщица устремляется за коляской с близнецами, к вешалкам с детской одеждой. Отсюда видны яркие маленькие кофточки, платья, летние панамки любых расцветок. Сусанна аккуратно встаёт и тихо, чуть не на цыпочках, выходит из магазина, словно воровка. Только внизу, у дверей, обдающих тёплым воздухом, понимает, что по-прежнему сжимает в руке пузырёк с нашатырем.

Там, снаружи, преобладают два цвета: красный и зелёный. Красные флаги развевается на столбах, на углах домов, над деревьями и кустами с созревающей листвой, над стрижеными газонами, над цветниками, разбитыми специально к празднику: оранжевые ряды цветов чередуются с бороздами чёрной земли так, что по земле будто ползёт гигантская георгиевская лента. Слово "Победа" читается на каждом рекламном щите, на витрине супермаркета, на борту проезжающего трамвая. Сусанна семенит на зелёный свет, прижимая к себе вонючий пузырёк. Светофор верещит, подгоняя пешеходов.

Она почти сразу поняла, что Валера – финн или карел. Хоть он и не был таким светловолосым, как папа, да и в чертах лица было мало северного, Сусанна знала: это человек её земли. И Катри, видимо, тоже сразу это почувствовала. В сравнении с этим, тушёнка была сущей ерундой, как, впрочем, и синяки, которых после первого потом было ещё несколько.

“Я не хочу, чтобы он был моим отцом”, – однажды сказала Сусанна после того, как Валера убрался восвояси. Битый час она просидела на кухне, пока мать с любовником резвились в комнате. Было слышно, как хрипло хохочет Катри и как неистово скрипит диван.

“А кто тебе сказал, что он будет твоим отцом?” – Катри чиркнула спичкой и закурила. Сигареты ей приносил тоже он. На нём держалось всё её сиюминутное счастье.

“Ты же хочешь, чтобы он был твоим мужем?”

Мать причмокнула губами и хрипло рассмеялась. Вонючий дым сигареты заполонил кухню, где такую тишину и пустоту едва ли можно было представить в довоенное время.

“Муж у меня был только один. Или ещё есть…” -

За окном валил снег, приближался Новый год. Казалось, стоит закрыть глаза, а потом открыть – и окажешься в сказочном зимнем лесу, где только сосны и