Праздник начался тогда, когда они все, наряженные, будто гости из другой эпохи, перебрасываясь репликами на английском (хоть игра и планировалась на родном языке, было решено для «колорита» использовать в разговоре английские фразы), хохоча, немного смущаясь от внимания, которое привлекала их компания, сели в автобус. Поездка вышла праздничной, как фестиваль: они купались во внимании пассажиров и то и дело отвечали на вопросы любопытствующих. Помнится, та дорога стала настоящим «звездный часом» для Владимира, который в ответах демонстрировал отточенное чувство юмора и отвечал остроумными репликами, вызывающими у пассажиров смех. Даже водитель автобуса пожелал им в микрофон удачной игры. Они доехали до конечной остановки и дальше отправились уже пешком. Ева шла, приподняв одной рукой длинную юбку, распрямив плечи и с достоинством неся чуть сдвинутую на бок шляпку. Чувствовала она себя в тот момент настоящей английской леди и, наверное, выглядела очень хорошенькой, потому что поймала на себе восхищенный взгляд Вовки-задиры, который обычно ничего приятного ей не говорил. Но Еву не интересовал Вовка, хоть его внимание ей и польстило. Заметил ли Иван, как она сегодня необыкновенно хороша? И когда он, оглянувшись, случайно перехватил ее взгляд, Ева не смутилась и не отвернулась поспешно, а улыбнулась. Парень, изрядно удивленный ее необычным поведением, поднял в своей манере бровь и на мгновение вновь стал тем Иваном, которого Ева знала. Дорожный твидовый костюм, в который он нарядился, в тот день тоже преобразил его, превратив из уверенного в себе, порой дерзкого и импульсивного лидера в размеренного джентльмена. Даже жесты и движения Ивана изменились: из резких и порывистых они стали неторопливыми и взвешенными. Мечта Евы в тот день исполнилась в лучшем виде: Иван не просто ее заметил, но и подал руку, когда она перешагивала через поваленный столб. А в тот момент, когда им всем нужно было забраться на бетонный куб, от которого Борис проложил доски-мостки к открытой двери вагона, даже подсадил. И не важно, что высокий и сильный Иван помог всем трем девочкам, тот миг, когда его руки коснулись ее талии и легко подняли Еву над землей, стал для нее поистине волшебным.

Игра началась с парада, который Борис открыл небольшой речью. От торжественности момента Еве одновременно хотелось плакать и смеяться. Она улыбалась всем и всему, что видела – ребятам, Борису, старым постройкам, птицам, рассевшимися крупными бусинами на нитях обвисших проводов, вагонам с облупившейся на боках краской. А потом пассажиры заняли свои места в вагоне. Кто-то сразу же после «отбытия» поезда с «вокзала Виктория» направился в вагон-ресторан, кто-то еще долго махал в окно невидимым провожатым, кто-то неспешно раскладывал свои немудреные пожитки в купе. Атмосфера дороги захватила всех без исключения, кажется, никто в тот момент не тревожился о том, что кто-то из них вскоре будет «убит». Мальчик, которому всю игру предстояло провести в неповоротливом инвалидном кресле, с восторгом катался по коридору взад-вперед. «Сиделка» Евгения сопровождала его, стрекоча что-то и хихикая в своей манере. Ева вышла в тамбур и подошла к окну, за которым виднелось приземистое строение. На мгновение ей показалось, что поезд вот-вот тронется, и ею овладело игристое и пьянящее, как шампанское, которое ей позволили попробовать в новогоднюю ночь, предвкушение долгой дороги. Увлекшись своими ощущениями, Ева не сразу заметила, что находится в тамбуре уже не одна. Поэтому, увидев рядом с собой скрюченного старика с седыми бакенбардами, но со знакомой ухмылкой, вздрогнула от неожиданности и чуть не воскликнула: «Вовка, как ты меня напугал!». Но, вспомнив, что она сейчас – молодая английская учительница, почтительно склонила голову в качестве приветствия. Вовка-старик завел нудный разговор о падении акций и ненадежных банках, при этом он обеими руками прижимал к груди потрепанный саквояж и беспокойно озирался, словно опасался того, что кто-то неожиданно у него вырвет сумку. Ева мысленно поаплодировала артистичности парня и даже позволила себе невинное кокетство. Но сердце ее сделало кульбит, когда в тамбур вышел Иван. В зубах парень держал трубку, а под мышкой – газету. «Леди энд джентльмен!» – поприветствовал он их и, одарив Еву изящным комплиментом, включился в разговор со «старым скрягой» об акциях, банках, кризисе, не забывая «попыхивать» трубкой. Как же Иван был в тот момент хорош! Настолько, что Ева совершенно забыла и об игре, и о том, что ей нужно куда-то двигаться и общаться с другими игроками. Но, с другой стороны, где-то рядом рыскает в поисках удобного момента «убийца». Не ее ли жизнь сегодня на кону? Может, надежней оставаться в обществе «клерка» Ивана и «скряги» Вовки? Секундное беспокойство промелькнуло на ее лице, но Ева тут же спохватилась: игра есть игра, и одним из условий было вести себя всем непринужденно и расслаблено, забыть о том, что ожидается «убийство». Ева вежливо попрощалась с «клерком» и «стариком» и направилась в соседний вагон-ресторан. Там она застала позабавившую ее картину: Ульяна в монашеском обличии повелительно отдавала распоряжения вконец смущенному Вите-«официанту». Рассмешила Еву не столько сконфуженная физиономия Пономарева, сколько то, что Ульяна, как всегда, играла одного персонажа – королеву. Не важно, что на этот раз ей полагалось быть скромной и целомудренной. В жестах и в интонациях Ульяны откровенно проскальзывало хорошо знакомое Еве королевское высокомерие и самолюбование. «Хороша же монашка», – усмехнулась Ева, когда подруга, взгромоздившись на принесенный заранее Борисом табурет, высоко задрала юбку и оголила коленки.

– Леди, что вам угодно? – поспешно обратился к Еве Витя.

– Воды, – просто ответила она и получила из подготовленного реквизита пластиковый стакан, и правда наполненный наполовину водой. Ульяна же, видимо, успела заскучать, потому что спрыгнула с табурета и ушла. Ева неторопливо выпила воду, поблагодарила официанта и направилась в свой вагон. Когда она уже выходила в тамбур, дверь приоткрылась, и в вагон-ресторан вошел Иван. Девочка от неожиданности отпрянула. Парень ответил вежливой репликой, дал Еве пройти, а затем направился к Пономареву.

В тот момент, когда Ева расположилась на своем месте и достала из ридикюля припасенную книгу, вагон огласил истошный вопль. Ева бросила роман, выскочила из купе и заметила, как из дальнего купе выскочила ошарашенная «сиделка» Евгения. «Труп! Там труп!» – закричала девушка в натуральной истерике, переполошившей всех не на шутку. Все высыпали из своих купе, прервали незаконченные беседы и ринулись в конец вагона к той двери, на которую трясущейся рукой указывала Евгения. Еву, как и остальных, в первый момент напугала натуральность истерики, но затем она вспомнила, что Евгения всех персонажей отыгрывала демонически. Правда, на этот раз, по мнению Евы, девочка переиграла как никогда: для «медсестры» такая истерика при виде бездыханного тела казалась слишком уж преувеличенной. Ева последней втиснулась в набитое купе и, привстав на цыпочки, попыталась разглядеть, кого же «убили». На диване в эффектной позе лежала Ульяна, даже из своей «смерти» умудрившаяся сделать привлекательное зрелище: длинный подол она подобрала, оголив стройные длинные ноги, одну руку красиво закинула за голову, другую прижала к груди. Губы ее были приоткрыты будто в ожидании поцелуя, а на щеках, совсем неуместно для «трупа», розовел нежный румянец. «Пассажиры» поезда вполне натурально ахали, сетовали, строили первые версии, до тех пор, пока один из игроков, Сева, «полицейский», вступивший в игру позже всех, не собрал всех в одном из купе в противоположном конце вагона и не начал опрос.