Можно представить себе, какое опустошение этот тайный отъезд вызвал в душе молодой женщины. Это было выше ее понимания. Почему муж, которого она так любила, практически избегал ее общества? Почему те короткие периоды, которые он проводил с ней, были полны неприкрытых упреков, возлагавших на нее вину абсолютно во всем? Роза была безутешна, и только поддержка престарелого свекра и мадам де Реноден помогли ей сохранить душевное равновесие, в котором она так нуждалась при своей новой беременности.

Прекрасно владевший пером Александр после отъезда начал буквально забрасывать свою постылую жену письмами. Если верить исключительно этим эпистлям, трудно представить себе более любящего мужа и отца, глубоко страдающего от вынужденной разлуки.

«Простишь ли ты меня, дорогой друг, за то, что покинул тебя, не попрощавшись, удалился от тебя без предупреждения, сбежал, не сказав тебе еще один, последний, раз, что я весь твой? Увы! Отчего ты не можешь читать в моей душе? Ты увидела бы там два чрезвычайно похвальных чувства, сражающиеся и причиняющие мне жестокое волнение. Любовь к моей жене и к славе — каждое из этих чувств полностью овладело моим сердцем…»

«Когда ты доставишь мне удовольствие сообщением, что чувствуешь себя хорошо? Прощай, мое сердце, обнимаю тебя, Евгения и твоего малютку Сципиона[30]. Боже мой, в каком возрасте я увижу его?»

В ожидании судна, отплывающего на Мартинику, Александр застрял в Бресте и время от времени негодовал, когда не получал с очередной почтой письма от жены, хотя та писала почти ежедневно. Он утверждал, что другим офицерам письма приходят более регулярно и купался в жалости к самому себе:

«…один я, тот, каковой заслуживает более, нежели они, нежность своей второй половины — один я забыт… Неужто мне никогда не суждено изведать сего драгоценного блаженства, предназначенного лишь для ограниченного круга достойных и деликатных людей, которым наслаждается добропорядочный человек? Я пишу как человек, уверенный в том, что его любят, что он является желанным для многих».

Все эти стенания были чистой воды уловками для прикрытия очередного увлечения «забытого» мужа, а точнее, вновь вспыхнувшего чувства к женщине, с которой он пережил бурный роман в 1778 году. В ту пору переговоры о браке с далекой креолкой были в самом разгаре, а молодой офицер сдабривал тоску прозябания в бретонском гарнизоне связью с замужней дамой, женой офицера морского флота графиней Лорой де Латуш де Лонгпре. Она была миловидной состоятельной креолкой, на одиннадцать лет старше любовника, и отдалась своему чувству настолько, что родила сына. Его назвали Александром, ибо, помимо того, что малыш был тезкой своего биологического отца, он являлся таковым и для отца законного.

С тех пор утекло некоторое количество воды, Лора овдовела и направлялась на Мартинику, чтобы вступить во владение наследством по линии покойного отца. Судя по всему, вновь встретившись с Александром, она замыслила какой-то далеко идущий план. Иначе нельзя объяснить то остервенение, с которым она ополчилась на Розу, между прочим, связанную с ней какими-то отдаленными узами по мартиникской родне. Александр известил жену и мадам де Реноден о том, что отплывает на Мартинику на одном судне со своей старой знакомой и беззаботно попросил дам навестить малых детей Лоры, оставшихся в Париже (естественно, умолчав о том, что один из них является его сыном) и прислать ему набор для игры в лото, дабы иметь возможность скоротать время в течение длительного путешествия.

По прибытии на Мартинику оказалось, что военные действия прекратились, и дело шло к заключению мира. Генерал-губернатор назначил его своим адъютантом, что обеспечивало Александру широкие возможности предаваться любви со своей попутчицей. Он навестил плантацию тестя «Три островка» и был неприятно поражен ее заброшенным видом. После этого посещения он предпочел поселиться у дяди Розы, барона де Таше, коменданта крепости. Жене же он описал, как во время длительного путешествия играл в лото с Лорой и, хотя «эта игра часто нагоняла на него скуку, он был щедро вознагражден удовольствием, получаемым от ее общества». Роза, нелегко переносившая семимесячную беременность, впала в глубокую депрессию, это сообщение лишь возбудило ее ревность, и она перестала писать мужу. Но она усиленно вела корреспонденцию со своей семьей, и именно из письма Розы своей матери муж узнал о рождении 10 апреля 1783 года их дочери Гортензии-Евгении[31].

Тем временем он настолько афишировал свои отношения с Лорой де Лонгпре, что это вызвало неудовольствие в патриархальном мире мартиникской колонии. Естественно, в местной расслабляющей атмосфере никому не воспрещалось следовать влечениям сердца, но настоятельно требовалось соблюдать приличия. Лора же осмелела настолько, что на каком-то большом собрании громогласно заявила, что новорожденный ребенок не может быть дочерью Александра. Если принимать в расчет дату его возвращения из Италии, Гортензия якобы родилась на двенадцать дней ранее положенного срока. Александр не стал задумываться над обоснованностью этого обвинения, а вспыхнул, подобно спичке, во всеуслышание заявив, что отрекается от ребенка и твердо намерен расстаться с женой. Он написал ей отвратительное письмо, которое впоследствии сильно повредило ему. Далее по подстрекательству Лоры парочка отправилась на «Три островка», где попыталась выведать у рабов, не было ли у Розы каких-то увлечений в юности. Надо отдать им должное, недалекие женщины, невзирая на попытки подкупа, поклялись, что Роза ни шагу в жизни не ступила без сопровождения; слуга же Максим, соблазненный такой суммой, которой в жизни не видывал, дал, по собственному признанию хозяйке впоследствии, «ложное свидетельство».

Обе семьи стеной стали на защиту Розы. И свекор, и мадам де Реноден, без сопровождения которых Роза никогда не покидала дом, яростно отстаивали ее невиновность, ибо молодая женщина общалась лишь с весьма узким кругом их пожилых друзей. Но Александр закусил удила. 8 июля он написал жене письмо следующего содержания: