Самойлов взял меня за подбородок и закрыл рот. Спасибо хоть на этом.

— Если ты думаешь, что получится отвертеться, то ты ошибаешься.

Я взмахнула руками, стукнула по кровати, потому что мне не нравилось чувствовать себя идиоткой.

Я не понимала его! Что ему нужно? Чего он хотел от меня?

— Начни, пожалуйста, сначала и по порядку. Чего ты хочешь от меня за эту долбаную неустойку, которую сам же и организовал?

— Упс, — Виталий делано округлил глаза, — ты догадалась, да? Ну тогда прекрасно, — постучал пальцем по губам, как бы обдумывая что-то, — чем меньше секретов, тем лучше. Ты все равно уже никуда не денешься.

— Что? — А вот это уже была наглость с его стороны.

— Того. Белочка, ты попалась. Ты же не захочешь разочаровать Еву, значит, продолжишь следовать моим условиям.

— Каким таким условием? — сощурив глаза, вопросительно посмотрела на Самойлова. Не нравилось мне его поведение. Очень.

Обожравшийся сметаны кот.

— Ну, во-первых, ты уберешь то зефирное нечто из нашей будущей спальни и вернешь туда грушу. На весь остальной дизайн мне пофиг, делай там, что хочешь и как вам будет удобнее с Евой.

— Ты сейчас издеваешься?

— Нет. А, вот еще один момент, чуть не забыл. Обязательно спланируй детскую, еще одну, не только для Евы.

— Издеваешься, — закивала я как болванчик.

— Вика, ты родишь мне ребенка, это вопрос решенный и обсуждению не подлежит.

У меня мурашки по спине побежали. Он не спрашивал, он ставил перед фактом. Как самый настоящий тиран, словно я служанка, а он отдал приказ: помоешь то и то, там и там. Примерно в такой манере звучали его слова.

Но мне стало от них тепло.

Возможно, я мазохистка, но я просто не могла устоять перед его напором и силой. Мне и правда захотелось родить ему ребенка. Вот так просто. Лишь потому, что он этого хотел. И эта уверенность заражала, как вирус она проникла в мою кровь, разъедая меня на клеточном уровне, вселяя в меня странное желание наброситься на мужчину и начать воплощать его мечты.

Черт, когда эти мечты успели стать и моими?

Так, стоп. Дочь! Нет ничего и никого важнее Евы, поэтому я должна прояснить все.

— Что еще?

— Да ничего. — Он облизал губы и, смахнув несуществующие пылинки с рукавов, продолжил: — Мы сыграем свадьбу, сделаем документы на Еву. Вы обе возьмете мою фамилию — я думаю, это очевидно и так. — Он склонил голову набок и как-то задумчиво на меня посмотрел.

— А что дальше?

— А что бывает дальше? Жили они долго и счастливо.

— Знаешь ли, я не верю в «жили они долго и счастливо». Увы, — пожала плечами и посмотрела на него с вызовом.



— Что поделать, придется смириться. Увы, — повторил он за мной.

— То есть это такое своеобразное предложение руки и сердца у тебя? Я правильно понимаю?

— Белочка. — Он подался ко мне и опять, взяв за подбородок, провел подушечкой большого пальца по губе, чуть нажимая на нее. — Это не предложение. Это констатация факта. Когда что-то предлагают, у человека есть выбор. Тебе я его, как ты успела заметить, не дал и не дам. Ну так, для справки.

— И ты вот так запросто напрямую об этом говоришь? А что, если я против? Мы что, в каменном веке?

— Ты хочешь меня и совсем уж точно не против всего этого, тогда зачем нам лишние головняки из-за того, что ты не способна быть честна сама с собой?

Черт, а он прав, засранец, ведь я и правда плавлюсь рядом с ним и теряю мозг. Но фиг ему, а не признание.

Видимо, на моем лице что-то такое проскользнуло, потому что Самойлов самодовольно улыбнулся и поднялся.

— Целовать тебя сегодня больше не буду, даже на прощание, увы, но я тоже не железный. Во сколько ты завтра освободишься?

— Утром?

— Да.

— Еву отвезу в школу, а потом…

— Ко скольким?

— К восьми тридцати.

— Я заеду за вами в восемь, подготовь заранее все документы, отвезем ее в школу, а потом поедем в загс.

И, не дожидаясь согласия или подтверждения, он вышел из моей спальни, как будто за ним кто-то гнался.

А я ведь так и не успела узнать у него, о чем он разговаривал с Евой. Стукнула себя по лбу и повалилась на кровать.

С лица почему-то не сходила, должно быть, наиглупейшая улыбка.

Кажется, я была счастлива.



Я проснулась в шесть утра, без будильника, просто открыла глаза и уставилась в потолок.

Настроение было боевое.

Первым делом я направилась на кухню и, лишь поставив творожную запеканку в духовку, пошла приводить себя в порядок.

После душа я ярко накрасила глаза, уложила волосы в такие же локоны, как и вчера, и приступила к выбору одежды.

Нужно было что-то серьезное и деловое, но мне не хотелось. Я ненавидела эти черно-белые тона.

— Вау, — протянула Ева, появившись на пороге.

— Доброе утро, милая.

— Ты что, не мыла вчера голову? Кучеряхи на месте.

Я рассмеялась и запоздало подумала о том, что ведь и правда не накручивала волосы самостоятельно уже тысячу лет, только выпрямляла, и, что самое интересное, это было ненамного сложнее, просто не хотелось и все тут.

— Нет, заново накрутилась, моя хорошая. У меня сегодня сложный и ответственный день, а я не знаю, что надеть, — вздохнула я совсем уж печально.

— Надень платье, вот это. — Дочь указала на атласное синее платье с открытыми плечами.

— Милая, оно совсем не деловое.

— Накинь сверху пиджак, — пожала Ева плечами, — делов-то. — И, развернувшись, вышла из моей комнаты.

— Господи, все гениальное просто. Как я сама до этого не додумалась. Идеально.

Глубокий синий безумно красиво сочетался с рыжими волосами, а петля вокруг шеи и открытые плечи еще больше подчеркивали мою утонченность.

Сам себя не похвалишь… как говорится.

Когда я вошла на кухню, дочь уже вовсю уплетала свое любимое лакомство.

— Очень вкусно, мам.

— Евочка, у меня к тебе один очень важный вопрос.

— Какой, мам? — спросила она с набитым ртом.

— Как ты смотришь на то, что твои фамилия и отчество поменяются?

Как же сложно. Я положила себе запеканку и поняла, что не смогу съесть ни кусочка. В горле стоял ком, а я чувствовала себя обманщицей, самой настоящей мошенницей.