Ева обернулась, и Самойлов бегом догнал ее, затем, приобняв за плечи, склонился и начал на ходу что-то ей говорить.

Так они поднялись по ступеням и вошли в дом.

Вот же манипулятор хренов. Я только что не зарычала и направилась следом за дочерью и… мужем — как непривычно звучало это слово.

Внутри обстановка была еще более помпезной, чем снаружи. И практически балансировала на грани, ещё чуть-чуть этого дорогого излишка — и был бы перебор. А так роскошно и со вкусом.

Огромный холл, мраморные полы, лепнина на стенах. В общем, попала я не по адресу, совершенно однозначно.

Навстречу вышла женщина, одетая в униформу, и, поприветствовав нас, произнесла:

— Олимпиада Львовна и Сергей Григорьевич уже ожидают вас в столовой.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Ну да, — усмехнулся Вет, — война войной, а обед по распорядку. Точнее, ужин в девятнадцать ноль-ноль.

Мужчина подмигнул Еве и, взяв ее за руку, повел в глубь дома.

Ну что ж, зато сразу понятно, кто у нас сегодня здесь главный действующий персонаж. Нет, я ни в коем случае не ревновала к собственному ребёнку и даже, наоборот, как ни странно, не ревновала Еву к Самойлову, я радовалась, что дочь так неожиданно получила желаемое. Но все же было как-то не по себе оказаться на вторых ролях.

Всего лишь бесплатной придачей к ребёнку.

Но это ещё что. Все это были цветочки по сравнению с тем, что я испытала, встретившись взглядом с той самой Олимпиадой Львовной. Сначала она улыбалась, но, как только в ее взгляде пробежала тень узнавания, женщина нахмурилась и как-то очень уж придирчиво осмотрела меня с ног до головы. Что примечательно, оценивающе она смотрела лишь в мою сторону, будто примеряясь, на Еву она не смотрела вовсе, словно внезапно появившаяся внучка ее совсем не интересовала.

— Батюшки, — воскликнул отец моего мужа, он-то, в отличие от своей жены, смотрел на Еву во все глаза.

Мужчина подорвался из-за стола, ножки отъехавшего стула громко проскрежетали, царапая пол.

— Вет, это же… это… — Самойлов-старший подошел к моей дочери и взял ее лицо в ладони, внимательно разглядывая — так, будто впитывал в себя каждую его черточку.

Я шагнула к ним, потому что ситуация мне конкретно не нравилась.

Кошмар какой! На что же я подписалась из-за собственной глупости, доверчивости и желания выгадать там, откуда остальные бегут, сверкая пятками.

— А я-то думал, ты решил меня нае…

— Сергей! — грозно окликнула мужа Олимпиада Львовна и, плавно переведя взгляд на Еву, продолжила более спокойно, словно терпеливая учительница: — Не забывай, пожалуйста, о манерах.

— Это же копия маленького Витальки, ну надо же! Только рыжая и с хвостами, и глаза твои, глянь, Липа, — усмехнулся мужчина.

Что за бред?

Я перевела непонимающий взгляд на Олимпиаду Львовну и чуть не провалилась под землю. Женщина, мило улыбнувшись Еве, повернулась ко мне и посмотрела так, словно вот-вот меня убьёт. Расчленит и сожрет мои останки на своем фарфором сервизе, за этим самым обеденным столом.

Мне стало не по себе. Смотреть на Вета совсем не было сил.

Господи, и куда мы с Евой попали?



Весь ужин прошел словно в тумане, я не чувствовала вкуса еды, да и не ела практически ничего. Меня не замечал никто. Совсем никто, даже родная дочь. Она с самого начала села между Самойловым-отцом и Самойловым-сыном, напротив Олимпиады Львовны.

Я была словно на отшибе. И это меня устраивало до поры до времени. Пока я в очередной раз не словила прожигающий взгляд железной леди, которая пару дней назад была не в восторге от моих кед. Тогда мне показалось, что мы с ней на одной волне, и она мне даже понравилась, но сейчас… сейчас мне становилось не по себе в этом огромном помещении, с этими людьми. Мне было душно, и я из последних сил сидела с прямой спиной и сжимала пальцами вилку. Хорошо, что приборов лишних, для меня лишних, не было. Спасибо им хоть за это.

Я рассматривала шикарные шторы с ручной вышивкой и пыталась до последнего оставаться здесь, с дочерью. Потому что эти люди завалили ее вопросами, на которые Ева отвечала с радостью. Ну так это пока, а вдруг спросят что-то провокационное — и как тогда выкручиваться?

На Самойлова вообще надежды никакой не было. С тех пор как мы зашли в столовую, он словно преобразился, стал другим человеком, молчал, потирал скулу и чересчур серьезно смотрел на Еву, и это мне не нравилось. Он словно выпал из этого вечера еще раньше, чем я.

И тут я заметила скол на высокой напольной и, скорее всего, жутко дорогой вазе, зацепилась за него, как за тоненькую соломинку. Вот он, первый и, надеюсь, далеко не единственный изъян этого дома. Не могут они все тут быть идеальными. Я глубоко вдохнула и почувствовала, что справилась с этим непонятным мороком, в который меня ввела Олимпиада Львовна. Я не понимала, чем ей не угодила, но если дело в цвете Евиных глаз, то это глупости, мало ли у кого такие же глаза.

Я положила руки на колени и смяла салфетку.

Все будет хорошо.

Перевела взгляд на дочь и почувствовала прилив тепла в груди. Мой бельчонок улыбался, ее глазки горели интересом, и это было самым важным сейчас.

Ущипнула Самойлова за ногу — пусть приходит в себя уже. Мужчина тут же поймал мою ладонь и крепко сжал, до боли крепко, я попробовала вырвать руку, но куда там. У биг-босса силы же немерено. Потянула руку еще раз, но Виталий сжал еще крепче, затем повернулся и посмотрел на меня нечитаемым взглядом, приподнял левую бровь: мол, чего хотела?

Да ничего, блин.

Родственничками, называется, обзавелась. Метнула взгляд к вазе и успокоилась.

— Ну это ты как Липочка, она тоже ничего не понимает в математике, до сих пор деньги считать не умеет, — рассмеялся Сергей Григорьевич, а я, сглотнув ком в горле, натянуто улыбнулась.

Да это же можно про девяносто процентов женщин сказать, что они не умеют деньги считать. Нет, с отцом Самойлова все понятно, он из тех людей, которые и сами себя обманывать рады: увидел, поверил и будет теперь тысячу общего находить, занимаясь самовнушением, Вет и правда все правильно с отцом рассчитал.