Князю Федору ничего не оставалось, как отойти от Маши и снемалым усилием втолкнуть на лошадиную спину тучную фигуру разъяренной, аоттого еще более неуклюжей, чем всегда, Натальи Алексеевны.

Остальные охотники тоже не спешивались, хоть собралисьпоодаль веселой громкоголосой кучкой, разглядывая что-то. Гонка закончилась, и,оказавшись ближе, Маша поняла, что несчастная лисица, назначенная жертвоюцарской охоты, обрела свою судьбу.

Поджарый, смуглый, похожий на калмыка стремянный, скалясь вулыбке, прижимал к траве голову едва живого зверька, а троица главных охотников– Петр, Елисавет и Долгоруков – смотрела на нее с таким восторгом, как если быэто была по меньшей мере тигрица-людоедка.

– Вот, погляди, князь Федор! – торжествующе выкрикнул Петр.– Ты там с баба… – Он осекся, прыснул и тут же поправился: – Тьфу, с дамамикопошился, а мы тут затравили добычу.

– Suum cuique [27] , – с легким поклоном ответил князь Федор.– Однако примите мои поздравления.

Молодой царь растерянно моргнул и сразу сделался похож натого, кем он, в сущности, и был, – на недоучившегося отрока.

– Понимаю, ты – завидуешь! – воскликнул он заносчиво. –Правда, что богу – богово, кесарю – кесарево. Но коли хочешь, я дам тебе добычупришибить.

Pука Маши дрогнула на поводу, и кобылка ее нервнопереступила.

– Не велите казнить, велите миловать, государь, – снарочитой серьезностью проговорил молодой Долгоруков. – Однако же я слишкомдолго пробыл в чужих краях и позабыл некоторые слова, прежде вполне привычные.

Иван хмыкнул: не напрасно, ох, не напрасно дядюшка Василийназывал Федьку хитромудрым! Эк вывернулся от гнева государева!

– Уж лучше латыни не знать, нежели родной речи! Пришибить, –сказал царь, – по-нашему, по-русски, означает просто-напросто пристукнуть.Желаешь?

Краем глаза Федор увидел, как Мария снова стиснула поводья.

– Судите сами, ваше величество: ежели я забыл слово, неужтомогу помнить действие, им обозначаемое? – невозмутимо вопросил Федор.

– Э! – покровительственно засмеялся Петр. – Это просто-запросто!Берешь арапник – и кнутовищем пришибаешь лису в голову, ударом по переносью! –Он взмахнул арапником над головою лисы, и несчастное создание содрогнулось,взвизгнуло, словно чуя, что следующий удар будет его. – Только надо непременноубедиться, что она более не жива: лисицы, как известно, хитры и частопритворяются мертвыми! Ну как? – не унимался Петр. – Желаешь попробовать?

– Боюсь промахнуться, государь! – сухо проронил Федор, не вшутку начиная опасаться этой настойчивости. Черт с ней, с лисой, – нельзяпоказаться Ма-рии таким же бессмысленно-жестоким, как остальные. Он кожейчувствовал ее отвращение к происходящему и не хотел, чтобы даже мелочьтревожила ее или испортила мнение о нем.

– А ты попробуй руку набить! – Петр выхватил из-за пояса устремянного арапник, сунул Федору. – Вот так, на борзой! На борзой! – И онвзмахнул кнутом, целясь по тонкой, изящной морде белой поджарой борзой – однойиз тех, которые только что самозабвенно гнали для него несчастную лисицу идоставили победу.

Маша вскрикнула. Князь Федор взмахнул своим арапником – двакнутовища перехлестнулись. Рывок был так силен, что Федор не удержал рукоять, иего кнут отлетел в сторону. Стремянный, державший лисицу, изумленно вскрикнул,всплеснул руками… лиса, казавшаяся уже неживой, метнулась рыжей искрою,вспыхнула средь зелени – и бесследно исчезла, словно погасла в густой траве.

– Ч-ч-что?! – не воскликнул, даже не прошипел, а как быпросвистел Петр, и лицо его побагровело от гнева.

Федор на миг оцепенел – этот перекошенный лик и впрямьвнушал страх! Он растерялся, не зная, что сказать, что предпринять, и в тот жемиг ощутил такой тычок в поясницу, что невольно изобразил некое подобиепоклона, и чей-то голос сзади воскликнул:

– Больно уж вы торопливы, князь! Следовало бы подождать,пока его величество вам преподаст урок, а уж потом повторять!

Федор, пребывая в полусогнутом состоянии, тупо глядел наруки Петра, ломающие кнутовище. Этот го-лос был так заносчив, что он не сразу сообразил:ведь говорит Мария! И, не успев удивиться, Федор сообразил: да она пытаетсяспасти его! Она подсказывает ему, как оправдаться перед царем за несусветнуюдерзость! Надо полагать, именно она столь замечательным образом вынудила егосогнуться в три погибели, давая Петру доказательства нижайшей покорности. Да,чуть ли не десять лет прожив в другой стране, привыкнув полагаться лишь на себяи подчиняться только себе, Федор подзабыл, что такое Россия, что такое власть вРоссии! Она требует прежде всего нерассуждающей покорности, как и везде наВостоке. Да, забылся он, забылся не ко времени… спасибо, напомнили! Федор едвасдержал смех: кто бы мог подумать, что эта нежная, молчаливая особа способна натакие тычки и на такую стремительность мыслей и поступков. Впрочем, она ведьиграет в шахматы, а значит, умеет и мгновенно оценить ситуацию, предвидетьдействия противника. Иного не остается, как ей подыграть.

И он выдавил:

– Простите великодушно, государь! – кое-как осмеливаясьразогнуться и взглянуть на Петра.

А тот словно и забыл о провинившемся: его взор был исполненнедоумения – впрочем, это же чувство отображалось во всех глазах, устремленныхна Марию, сейчас отнюдь не напоминающую ледяную статую.

– Экая ты оказалась проворная, Машенька! – протянулаЕлисавет, неприязненным взором меряя разгоревшееся лицо, сверкающие глаза,высоко вздымающуюся грудь.

– И с коня по такому случаю сама сошла, – как бы про себяпроворчала Наталья, переглянувшись с теткой. И ушлый женолюбец Иван Долгоруков,который был весьма проницателен, когда дело касалось прекрасных дам, вдруг сизумлением угадал, в чем причина стычки этих трех особ, которые, право слово,сейчас готовы забыть свое высокое положение и вцепиться друг другу в волосы.Вернее, не в чем, а в ком: причина стычки заключена была в мужчине, и этиммужчиной, к величайшей Ванькиной досаде, был не он. Ай да Федька, ай да пройдазаграничная! И когда успел?! Ну, заметит государь, что Елисавет не в ту сторонуглазами сверкает, – достанется Долгоруковым на орехи!

А Елисавет и впрямь не унималась: ревниво блестя глазами,так и напирала на Марию:

– Осмелела наконец? То слова от тебя не дождешься, а то…