Первым он не нападет.

Не нужно лишний раз его провоцировать.

Вокруг тьма народа. Чем ближе к девяти, тем больше голодных туристов. Мама заняла нам место напротив телевизора. Мы не приветствуем еду под мультики дома, но в кафе это однозначно выход, так как иначе Мира будет отвлекаться.

— Доброе утро, — говорит Данил, подходя к столу.

— Здравствуйте, — отвечает мама. Смотрит на него во все глаза.

Мирослава отрывается от каши и тоже смотрит. Обстановка становится натянутой.

Я ставлю поднос на стол.

Есть еще одно свободное место: столик-то на четверых. Но Данил не спешит его занимать. Пауза какая-то неуютная.

— Данил, позавтракаешь с нами? — предлагаю я еще раз, гостеприимно показывая на свободный стул.

— Данил Андреевич, присаживайтесь, — включается мама. — Я встала пораньше и уже почти всё попробовала, могу сориентировать.

— Спасибо большое, — благодарит Данил. — У меня самолет, я, к сожалению, спешу.

Он смотрит на дочь. Мелкая воображуля, почувствовав внимание, прищуривается и с исключительным интересом разглядывает блины.

— А конференция? — влезаю я.

— Что? — переспрашивает Миронов.

Очевидно, что на конференцию ему похрен, если не сказать резче. Тем временем Данил произносит:

— Все, что нужно, я услышал вчера.

Я начинаю суетиться, перекладывая салфетки с места на место.

— Марина. — Вежливость в голосе Данила кожу покалывает. — Пришлешь мне несколько фотографий Мирославы?

Мои щеки вспыхивают. Первый порыв — отказать, но он не приказывает, а спрашивает. Поэтому грубить не буду.

— Да, хорошо. Только... не выкладывай их нигде, ладно? По крайней мере, не посоветовавшись со мной.

Щеки не просто красные, они огнем пылают, сердечная мышца качает кровь на полную катушку. От злости в ушах шумит. Его жена-блогер ведь не выкатит пост на аудиторию в сто тысяч человек о том, что у ее мужа нашлась дочка от любовницы?! Представляю себе мою Миру, которую обсуждают все эти незнакомые люди, обзывают подкидышем или еще как-то. И хочу убивать.

В первую очередь себя — за то, что пошла на поводу у эмоций и постаралась зажечь искру в его глазах!

Сейчас там пусто.

Господи, ну какая я дура!

— Выкладывать не буду, я для себя, — успокаивает Данил.

— После завтрака пришлю.

— Ты сегодня домой? — спрашивает он.

Мы с Лёшей собирались провести следующие два дня на море. Но сейчас даже не знаю.

— Скорее всего, в воскресенье.

— Понял. Приятного аппетита, — наконец прощается он. — Такси ждет.

— Спасибо, — говорим мы с мамой хором.

Мирослава демонстративно и с огромным интересом рассматривает столб. Данил усмехается. Поворачивается и уходит.

Руки дрожат. Господи, какой стресс! А ведь это был даже не завтрак, а пара коротких разговоров!

— Марина, что вообще происходит? — спрашивает мама тихо, когда я сажусь на свое место и принимаюсь за омлет. — Это что за новости такие? Ты говорила, что Миронов не может быть отцом Миры. Ты была уверена на сто процентов.

— Я врала, — говорю резко.

— Тогда или сейчас? Марина, не играй с ним. Он что угодно может сделать и с тобой, и с нами. Мира не похожа на него нисколько. Он может сделать тест ДНК. Сейчас это не проблема. Дочка, я боюсь за тебя.

— Я не буду кашу. Гадость! — заявляет Мирослава, отложив ложку.

Следом выплевывает то, что жевала. Боже, до принцесс нам еще как до луны пешком! Я быстро вытираю ей рот салфеткой.

— Полная гадость, — повторяет Мирослава.

— А если я тебя покормлю с ложки как маленькую?

Мира упрямо надувает губы и съезжает по стулу вниз. Иногда мне кажется, что она похожа на Данила сильнее, чем сам Данил на себя. Сомневаюсь, что его можно заставить хоть что-то делать, если он не хочет.

— Ладно, давай блинчики. Порежу на кусочки, — соглашаюсь я. Беру нож и вилку, начинаю ими орудовать.

Глаза дочери загораются тысячами искр восторга. А мое сердце разрывается на части! Господи, как они похожи! Сходство Миры с отцом очевидно, если хорошо знать обоих.

Тем временем Мирослава садится ровно, деловито расправляет подол.

— Мама, она его дочка. Тесты меня не пугают. Скоро все узнают об этом. Просто ты первая.

И Лёша. Лёша тоже узнает сегодня.

Мира лопает блины с повидлом так, что за ушами трещит. Я делаю фотографию. А потом отправляю Данилу.

Доставлено. Прочитано.

Несколько секунд тишина. Потом приходит улыбающийся смайлик. И едва я успеваю улыбнуться в ответ, падает сообщение от Лёши:

«Марин, я выхожу к тебе. Соскучился страшно».

Данил

Пульс частит после встречи в ресторане. Иду по улице и понимаю, что успокоиться не могу. Сотовый сжимаю.

Я не знаю, буду ли говорить то, что задумал. Обычно не совершаю поступков на эмоциях. Три года, как не совершал. Гудки прерываются.

— Раиса Германовна, утро доброе. Как твое здоровье? — говорю в трубку.

Раиса работала в усадьбе отца еще до того, как тот познакомился с моей матерью. Отвечала за питание и порядок. Стоит ли говорить, что она знает меня с рождения.

Ладили мы не всегда. Когда отец в очередной раз обозвал меня ублюдком и вышвырнул, наконец, из дома, я ушел, хлопнув дверью, и ни разу за следующие десять лет не поздравил Раису с днем рождения, не говоря уж про Рождество и Пасху. Я был той еще неблагодарной сволочью, признаю.

Потом отец умер, я вернулся за наследством, и мы с Раисой помирились. Недавно она приболела и решила, что с нее довольно. Пора помирать. Две недели с постели не встает, с врачами общается напряженно. Устала она будто бы. А как помочь — попробуй разберись. Все разговоры о том, где ее хоронить и как отпевать.

— Данил, потихоньку. Жива пока, что еще нужно? Ты когда возвращаешься? Сегодня? Поэтому звонишь? У меня ничего не готово! Сил нет, пошевелиться не могу.

— Нет, увы. В Москве дела. Надеюсь, через неделю.

— Через неделю! О-хо-хо. Если доживу, увидимся, — отвечает Раиса со вздохом. — Если нет, то ты знаешь, что делать. Я все тебе объяснила. И не раз, заметь.

— Помню. Но погоди пока отчаливать на тот свет. Новости есть.

Паузу делаю. Странное чувство. Как будто волнуюсь. Наверное, когда ты узнаёшь, что скоро станешь отцом, начинаешь хвастаться друзьям и родственникам. Так делают мои приятели, вспомнить хотя бы Павла: последние два месяца его не заткнуть. В моем же случае эмоции смешанные. Люди не хвалятся тем, что у них есть дети, которых от них скрывали.