вытащил из бумажника и показал своему собеседнику полномочия, подписанные директором центральной полиции. Паспарту потерял дар речи и в полном изумлении смотрел на Фикса.

— Пари мистера Фогга, — продолжал Фикс, — это предлог, с помощью которого он надул вас, так же как и своих коллег в Реформ-клубе: он заинтересован обеспечить себе ваше невольное соучастие.

— Но в чем же дело? — воскликнул Паспарту.

— Слушайте. Двадцать восьмого сентября в Английском банке была совершена кража пятидесяти пяти тысяч фунтов стерлингов человеком, приметы которого установлены. Так вот, глядите, они точь-в-точь соответствуют наружности Фогга.

— Ну вот еще! — вскричал Паспарту, ударяя своим могучим кулаком по столу. — Мой хозяин — самый честный человек на свете!

— Почем вы знаете? — возразил Фикс. — Он вам совершенно незнаком. Вы поступили к нему в самый день отъезда, а выехал он поспешно, воспользовавшись бессмысленным предлогом, даже без вещей, захватив с собой большую сумму денег. И вы осмеливаетесь после этого утверждать, что он честный человек!

— Да, да, — машинально повторял бедный парень.

— Неужели вы хотите быть арестованным как его соучастник?

Паспарту схватился за голову. Он был неузнаваем. Он не смел смотреть на полицейского инспектора. Филеас Фогг — и вдруг вор! Он, спаситель Ауды, смелый и великодушный человек! А между тем какие жестокие улики выдвигались против него! Паспарту постарался отбросить подозрение, которое мелькнуло у него в мозгу. Он не хотел верить в виновность своего хозяина.

— В конце концов, чего вы от меня хотите? — спросил он сыщика, страшным усилием воли овладев собой.

— Вот чего, — ответил Фикс: — я проследил мистера Фогга до Гонконга, но этого мало — до сих пор не получен приказ об его аресте, который я затребовал из Лондона. Вы должны мне помочь задержать его в Гонконге…

— Мне… Чтобы я…

— А я поделюсь с вами премией в две тысячи фунтов стерлингов, обещанной Английским банком.

— Ни за что! — ответил Паспарту, который поднялся и снова упал на стул, чувствуя, что и силы и разум изменяют ему.

— Мистер Фикс, — начал он заикаясь, — если даже все, что вы говорите, правда… если даже мой хозяин тот самый вор, которого вы разыскиваете… я отказываюсь от этого… я у него на службе… И я видел, что он добр и благороден… Предать его! Никогда! Ни за какие деньги в мире. Я из такой местности, где подобных вещей не делают.

— Вы отказываетесь?

— Отказываюсь.

— Будем считать, что я ничего не сказал, — ответил Фикс. — Выпьем!

— Да, выпьем…

Паспарту пьянел все больше и больше. Фикс, понимая, что надо любой ценой разлучить его с хозяином, решил доконать нашего парня. На столе лежало несколько трубок с опиумом. Фикс сунул одну из них в руки Паспарту, тот взял ее, поднес к губам, зажег и сделал несколько затяжек. Голова его отяжелела под действием яда и упала на стол.

— Ну, наконец-то! — сказал Фикс, глядя на неподвижного Паспарту. — Мистер Фогг не будет предупрежден вовремя об отходе «Карнатика». Если он все же уедет, то, по крайней мере, без этого проклятого француза.

И он вышел из таверны, заплатив по счету.

Глава XX,

в которой Фикс входит в непосредственные отношения с Филеасом Фоггом

Во время этой сцены, которая, быть может, могла иметь столь серьезные последствия для мистера Фогга, этот последний, чтобы развлечь Ауду, прогуливался с ней по улицам города. С тех пор как Ауда приняла его предложение проводить ее до Европы, мистеру Фоггу пришлось подумать обо всех мелочах, необходимых для такого дальнего путешествия. Если англичанин может совершить кругосветное путешествие с одним лишь чемоданом в руках, то женщина, конечно, не способна проделать столь долгий путь в таких условиях. Поэтому возникла необходимость приобрести ей одежду и все нужное для путешествия. Мистер Фогг выполнил эту обязанность с присущим ему хладнокровием; на все извинения и протесты смущенной такой любезностью молодой вдовы он неизменно отвечал:

— Это в интересах моего путешествия, это входит в мою программу.

Сделав свои покупки, мистер Фогг и молодая женщина вернулись в гостиницу и пообедали за роскошно сервированным столом. Затем немного уставшая Ауда поднялась к себе в номер, пожав на английский манер руку своему невозмутимому спасителю.

А почтенный джентльмен на весь вечер погрузился в чтение «Таймса» и «Иллюстрейтед Лондон Ньюс».

Будь он способен чему-нибудь удивляться, его, наверное, изумило бы отсутствие Паспарту. Пришло время ложиться спать, а его все не было. Но, зная, что идущий в Иокогаму пароход покидает Гонконг только завтра утром, Филеас Фогг не придал этому большого значения.

Утром на звонок мистера Фогга Паспарту тоже не явился.

Что подумал почтенный джентльмен, узнав, что его слуга вообще не вернулся в гостиницу, — этого никто не может сказать. Мистер Фогг спокойно взял свой саквояж, послал предупредить Ауду и приказал нанять паланкин — это комфортабельное средство передвижения.

Было еще только восемь часов утра. Полный прилив, которым должен был воспользоваться «Карнатик», чтобы выйти из канала, ожидался в половине десятого.

Паланкин прибыл к дверям отеля, и мистер Фогг с Аудой уселись в него. Багаж следовал за ними в тележке.

Через полчаса наши путешественники сошли на пристань, и там мистер Фогг узнал, что «Карнатик» отплыл накануне.

Мистер Фогг, который рассчитывал найти одновременно пароход и своего слугу, не нашел ни того, ни другого. На его лице не мелькнуло и тени досады, и в ответ на тревожный взгляд Ауды он спокойно произнес:

— Сударыня, это простая случайность — вот и все.

В эту минуту к ним приблизился какой-то человек, внимательно наблюдавший за ними издали. Это был инспектор полиции Фикс. Он поклонился и сказал:

— Сударь, вы, наверное, как и я, один из пассажиров, прибывших вчера на «Рангуне»?

— Да, — холодно ответил мистер Фогг. — Но я не имею чести…

— Извините меня, я рассчитывал найти здесь вашего слугу.

— А вы знаете, где он? — быстро спросила молодая женщина.

— Как! Разве он не с вами? — с притворным удивлением спросил Фикс.

— Нет, — ответила Ауда. — Он пропал со вчерашнего дня. Не уехал ли он без нас на «Карнатике»?

— Без вас… сударыня… Простите за нескромный вопрос: вы, вероятно, рассчитывали отплыть на этом пароходе?

— Да, сударь.

— Я тоже, сударыня,