— Селия, — подсказал Пуаро.

— А мальчик был моложе. Ему было годика три — четыре. Япомню как его звали: Эдвард. Он был непослушный, но добрый. Мне было с нимхорошо.

— Я слышал о том, что дети любили вас, потому что с вамибыло интересно.

— Я люблю детей, — просто сказала мадемуазель Русель.

— Они звали вас Медди!

— Как приятно мне вспомнить это имя, — засмеялась она.

— А знали ли вы мальчика, которого звали Десмонд. ДесмондБертон-Кокс.

— Да, припоминаю. По-моему, он жил в соседнем доме или чутьподальше.

— Вы долго жили в этой семье, мадемуазель? — спросил Пуаро.

— Года три — четыре. Потом тяжело заболела моя мама, и мнепришлось вернуться, чтобы ухаживать за ней. Она прожила после этого около двухлет. А я открыла небольшой пансионат, где воспитывались девочки, желавшиеизучать иностранные языки. В Англии мне бывать больше не приходилось. Однакогод или два дети присылали мне поздравительные открытки.

— Как вам показалось тогда, супруги Рейвенскрофт былисчастливой парой?

— О да! И они любили своих детей!

— Вы, кажется, сказали, что леди Рейвенскрофт любила своюсестру. А она ее?

— Мне трудно сказать. Дело в том, что Долли была психическибольна и подчас вела себя очень непоследовательно. Она очень ревновала сестру иее мужа. Мне говорили, что он сначала ухаживал за ней, но очень быстроразочаровался и перенес свое внимание на Молли. А она, надо сказать, была оченьмилой женщиной и очень уравновешенной. Что же касается Долли, то она былавесьма переменчива. Она то обожала сестру, то ненавидела ее. Кроме того, Доллисчитала, что Молли слишком много внимания уделяет детям… Знаете, есть человек,который может вам рассказать больше, чем я. Это мадемуазель Мохор. Она живет вЛозанне, она занималась воспитанием детей Рейвенскрофтов после меня в течениенескольких лет. А потом была компаньонкой Маргариты. Ну, это после того, какСелию отправили учиться за границу.

— Я как раз собирался повидаться с ней, — сообщил Пуаро. —Адрес у меня есть

— Прекрасно! — воскликнула мадемуазель Русель — Я думаю, онадаст вам более обширную информацию. И вообще она — прекрасный и надежныйчеловек. Если кто-нибудь и знает причины трагедии Рейвенскрофтов, то это она.Правда, она сдержанна и неболтлива, и я, право, не знаю, захочет ли она вамсказать.

Пуаро, направляясь к мадемуазель Мохор, предполагал, чтовстретит немолодую и весьма суровую женщину. А она оказалась, по крайней мере,лет на десять моложе, чем он предполагал, привлекательная внешне, оживленная, сдобрым взглядом.

— Я Эркюль Пуаро, мадемуазель, — представился он.

— Очень приятно. Я ждала, что вы приедете сегодня илизавтра!

— Вы получили мое письмо?

— О нет! Я думаю, оно еще на почте. У нас весьма ненадежнаяпочта. Я получила письмо от другого человека.

— От Селии Рейвенскрофт?

— Тоже нет! Письмо от ее друга, которого зовут ДесмондБертон-Кокс. Он подготовил меня к вашему появлению.

— Ах, вон как! Он умница и не тратит времени зря. Он оченьхотел, чтобы я повидался с вами.

— Я так и поняла. У них с Селией какие-то неприятности, и онполагает, что вы можете помочь им.

— И они надеются, что вы мне в этом поможете…

— Они влюблены друг в друга и хотят пожениться, — улыбнуласьмадемуазель Мохор.

— А на их пути возникли трудности.

— Я поняла, что дело в матери Десмонда.

— Не совсем так, — сказал Пуаро. — Причины в семье Селии. Ипоэтому его мать не хочет, чтобы он женился на ней.

— Вы имеете в виду трагедию, случившуюся с родителями Селии?

— Да. У Селии есть крестная, которую мать Десмонда просилавыяснить у девушки причины самоубийства родителей.

— Это бессмысленно, — проговорила мадемуазель. — Садитесь,пожалуйста, месье Пуаро. Селия ничего не могла рассказать своей крестной миссисОливер, потому что сама ничего не знает.

— Насколько мне известно, Селии в то время не было дома иникто ей ничего не рассказывал. Я прав?

— Да. Сочли, что это нецелесообразно.

— А вы согласны с таким решением?

— Трудно сказать… Впрочем, насколько я знаю, Селию этотвопрос не интересовал. Когда случилась беда, она была еще очень юна ивосприняла это, как авиационную или дорожную катастрофу, в результате которойпогибли родители. Она училась здесь в пансионате, а я в это время жила в Англиис ее родителями в Оверклифе. Я была компаньонкой у леди Рейвенскрофт.

— Когда случилось это самоубийство, вы были там?

— Да, — кивнула мадемуазель Мохор. — Они, как обычно, ушлипрогуляться и не вернулись. Их нашли мертвыми. Сначала думали, что их кто-тозастрелил. Между их телами лежало оружие, принадлежавшее генералу. Обычно ононаходилось в ящике стола в его кабинете. На нем были отпечатки пальцев игенерала и леди. И больше ничьих. Это и дало повод счесть их смерть за самоубийство.

— А вы, мадемуазель, согласны с этой версией?

— У меня нет оснований не доверять выводам полиции.

Пуаро внимательно посмотрел на мадемуазель Мохор. Выражениеее лица было совершенно спокойным.

— Вы больше ничего не можете мне сказать? — спросил он.

— Боюсь, что нет. Ведь прошло так много времени.

— Но вы помните те дни?

— Такое трудно забыть…

— И вы по-прежнему полагаете, что Селии не стоит ничегорассказывать?

— А я больше ничего не знаю. И то, что знаю я, знает иСелия.

— Но вы же были с ними все предыдущее время, два или тримесяца.

— Даже больше…

— Сестра леди Рейвенскрофт в это время тоже жила у нее?

Мадемуазель Мохор кивнула:

— Да, до этого она находилась на излечении в клинике. Новрачи сочли, что состояние ее здоровья улучшилось настолько, что она можетнаходиться в семье. Селия была в школе и леди Рейвенскрофт пригласила сеструпогостить у нее.

— Сестры любили друг друга? — спросил Пуаро.

— Трудно сказать, — мадемуазель Мохор нахмурилась. — Онибыли близнецами, и между ними была какая-то особая связь