Проводит пальцами по налитым половым губкам, скользит внутрь, задевая клитор, проникает вглубь, делая поступательные движения. Аделина издает стон, опускает руки, ложится грудью на кровать, раскрывая себя бесстыдно и максимально.

– Какая влажная, течешь на моих пальцах. Хочу тебя вылизать, вылизать всю твою сладость с этих припухших губ.

Галич чувствует, как начинает течь от его слов еще больше. Промежности касается язык, Орехов проводит им вдоль до самого ануса, вылизывая, раздвигая руками губы, находит клитор и нежно его посасывает.

– Oh mon Dieu… Oh mon Dieu. (Боже мой).

Язык скользит по анусу, расслабляя тугое колечко, Гена чуть просовывает его внутрь, словно трахает ее попку. Ада стонет, хнычет от того, что ей мало, чертовски мало, она почти на грани своего оргазма. Осталось совсем немного, только усилить трение клитора, но Гена, словно мучая ее и себя, продлевает ласки.

– Сейчас, сейчас, моя курочка, сейчас ты кончишь.

Губы смыкаются на тугом колечке, Гена начинает всасывать его в рот, круговыми движениями натирать клитор, надавливая и слегка его прищипывая. Аделину начинает трясти, киска пульсирует, мышцы болезненно сжимаются, по телу проносится оргазм, вырывая из горла громкий стон удовольствия.

Оргазм еще не успевает схлынуть, Ада чувствует, как ее воспаленную плоть оставляют в покое, но через мгновенье в ее лоно врезается крупный член Орехова. Оно все еще пульсирует, женщина кричит в подушку, теперь уже не переставая, от жестких и размашистых толчков.

– Да твою же мать… сука… сука… как хорошо… блять… еще…

Перед глазами Гены алые круги, комнату наполняют шлепки, аромат секса, по спине мужчины стекает пот. Он мнет ягодицы, впиваясь в нежную кожу, проникая большим пальцем в анус.

Аду накрывают ощущения и новый оргазм, снова крик, тело колотит, ей хочется отстраниться, все слишком чувствительно. Кажется, с этим мужчиной она готова кончать бесконечно. Гена, запрокидывая голову, чувствует, как Аделина болезненно сжимает его член, и кончает следом.

Галич чувствует, как по бедрам течет теплая сперма, как Гена, все еще находясь в ней, укладывает их на бок, массируя очень влажную и липкую плоть.

– Сейчас полежим немного и пойдем хозяйство кормить.

– Какое хозяйство? – тихо, охрипшим голосом.

– Птичек.

До полной картины деревенского быта не хватало хозяйства.

– Слушай, а ты замужем? Кольца на пальце не вижу.

– А ты? – в груди болезненно кольнуло.

– Я свободен, не переживай.

– Вот еще, я и не переживаю.

– А ты?

– После всего, что было, это так важно?

– Да.

– А-ха-ха, – Ада засмеялась, села на кровати, посмотрела на Орехова. – То есть то, что ты меня трахаешь два дня, это не в счет? Если я скажу, что замужем, ты отстанешь?

– Нет, – сказал громко. – Буду трахать тебя дальше.

– Ты неисправим, Орехов, отпусти, все, я в душ.

Даже если у Канарейкиной муж и трое детей, он не отпустит ее прямо сейчас точно. Пусть и не думает. Ада ушла, красиво виляя бедрами, голая. А Орехов задумался о детях. Он который раз не предохраняется, этого даже в мыслях нет, и это странно. Он всегда со всеми натягивал резинку и нюхал ромашки в презервативе, а сейчас категорически делать этого не хочет и не будет.

А что если Аделинка забеременеет и улетит в свой Париж?

Раздумывая, Гена пошел на кухню, но не успел дойти, как в дверь постучали. Не задумываясь о том, кто это может быть, как был голым, Орехов пошел открывать.

– Я что, не закрыл калитку и ворота? – спросил сразу, как только распахнул дверь.

– Здра…вствуйте… Я тут яичек принесла и творожка с молочком…

Женщина, стоящая на пороге, начала бодро, но взгляд упал ниже пояса Гены, и она продолжила уже на удивленной ноте.

– Упс, неудобно вышло, – Гена прикрылся, схватив с вешалки кроличью шапку-ушанку.

– Да ничего, очень даже и удобно.

Женщина заулыбалась, щеки залились румянцем, высокая грудь поднялась и опустилась. Она протянула корзину с подарками.

– Я Клава, живу напротив и всегда, всегда ношу Семену свое молочко.

Однако, неплохо Терехов устроился в деревне. Но женщина, хоть и была интересная, не цепляла – вот совсем никак.

– Я не поняла, какого хрена ты светишь своими яйцами? Орехов – тu es un animal. Tu es un animal, un sale animal lubrique! (Орехов, ты – животное. Грязное, похотливое животное).

Аделина как раз вышла из ванной и увидела голый зад Орехова.

– Вот же черт, спасибо за молочко, денег дам потом, – захлопнул перед Клавой дверь, надел на голову ушанку, подхватил корзину. – Курочка моя, это местные, они носят натуральный белок, не ревнуй.

– Да никто тебя не ревнует. Mâle. (Кобель).

Глава 24

– И куда это ты такая красивая собралась, моя курочка?

Аделина как раз вышла на крыльцо в тот момент, когда Геннадий кормил индюков. Они такие забавные, страшненькие, бегали по загону и жадно клевали предложенный корм.

Орехов отвлекся, прикрыл глаза ладонью от солнца. Посмотрел на Канарейкину, она даже сейчас была прекрасна. В бежевом брючном костюме на высоких каблуках, даже прическу навела. В руках маленькая сумочка, в глазах решительность. Женщина гордо сошла по ступенькам, держась за перила, и, надев солнцезащитные очки, гордо прошествовала мимо Геннадия до калитки.

– Я в город, и можешь меня не ждать, я сама разберусь со своими проблемами. Спасибо за ночлег, за баню, – Ада при упоминании бани закашлялась. – Спасибо за то, что дал зарядить телефон и накормил завтраком, не буду мешать вашим местным знакомствам, пока.

Орехов хмыкнул, ой ревнует его курочка, ой ревнует. И от этого даже как-то тепло на душе стало.

После ухода Клавдии, которую он в глаза видел первый раз в жизни, и оскорблений на незнакомом языке Гена решил приготовить завтрак. Секс сексом, а жрать после него хотелось дико.

На скорую руку из принесенных деревенских даров приготовил сырники, воздушный омлет с беконом, который нашел в холодильнике, и сварил кофе. Аделина, словно набрав в рот воды, завтракала молча, ни тебе оскорблений, ни проклятий, а потом так же загадочно вновь скрылась в ванной.

Мужчина убрал со стола посуду, вышел во двор, было жарко, снял футболку и начал изучать инструкцию по кормлению индюков.

– Так, «красавчики», посмотрим, что вы едите.

И тут как раз выплыла его лебедушка, почистив перышки и куда-то собравшись.

– В город? И на чем ты поедешь? На метле?

– Ха-ха-ха, как смешно. Я надеюсь, найдется добрый человек, может быть, даже джентльмен, который меня подвезет. Ну, или, на худой конец, автобус.

– Канарейкина, сразу после меня тебе подойдет худой конец? С ума сошла?

– Mon