— Сидят и от страха едва дышат.

— Пускай совсем не дышат. Главное, чтоб ни с кем из этих воинов истерики не случилось.

— О, смотрите — звезда падает! — Равиль ткнул пальцем вперед.

Прямо по курсу с неба действительно падал яркий красно-желтый огонек. Быстро и почти вертикально.

— Ну, раз первым заметил, то загадывай желание, — сказал Карбанов и добродушно улыбнулся.

Тараев отчеканил:

— Хочу, чтобы народ в нашей России всегда жил мирно и счастливо!

— Ты идиот? — мрачно выдал Гусенко.

— Почему?

— Кто ж загадывает желание вслух?..

Полет пары транспортных вертушек прошел без проблем до самого Рамира. Лишь километров за пятнадцать до цели справа по курсу в черное небо взметнулся веер трассирующих пуль.

Тараев беспокойно заерзал на сиденье, но Карбанов оценил дистанцию по скорости полета этих светлячков и успокоил его:

— Не пугайся. Далековато.

Гусенко выполнил штурманские расчеты и вывел ведущую машину точно на город.

— Командир, до точки десять километров, — доложил он, колдуя над картой.

— Понял, — сказал тот и не мешкая вышел в эфир: — «Мак», я двадцать семь — сто четырнадцать.

— Сто четырнадцатый, «Мак» на связи, — моментально ответил российский военный советник.

— Мы на подходе, удаление десять километров. Готовьте к приему площадку.

— Понял вас. Начинаем.

Пара вертолетов встала в круг на три километра восточнее предполагаемой точки посадки. Машины выполнили по два виража, прежде чем Михаил Гусенко заметил четыре слабых огонька, образующих ровный прямоугольник.

— Наблюдаю, командир, — доложил он. — Правее сорок градусов.

Карбанов приказал Доглину оставаться на месте, сам приступил к снижению и запросил у «Мака» условия на площадке. Советник передал ему параметры ветра. Никакими другими данными он просто не располагал.

Костры постепенно разгорались. Желтовато-красные точки становились ярче.

Во время дневного рейса Николай хорошо запомнил очертания городка Рамир и то место, где происходила ожесточенная перестрелка. Теперь майор выстроил заход на площадку таким образом, чтобы глиссада снижения находилась как можно дальше от позиций противника. Навигационные огни экипаж выключил, едва вертолет начал опускаться, но бандиты могли открыть огонь из стрелкового оружия, ориентируясь по звуку.

— Равиль, время на разгрузку — одна минута, — произнес Карбанов на удалении километра от площадки. — Дуй в грузовую. Как только коснемся колесами земли, подгоняй народ пинками. Смотри, чтобы солдаты ящики сразу с собой прихватили.

— Понял, командир, — заявил бортач и исчез во мраке грузовой кабины.

— «Мак», высота сто, к посадке готов, — коротко доложил Николай.

В ответ центр площадки осветился желтоватым светом фар машин, стоявших по обе стороны от места приземления.

«Молодцы, хорошо сработали», — отметил про себя пилот.

Через минуту его машина ткнулась колесами в грунт, покрытый густой травой. Из грузовой кабины тут же один за другим посыпались бойцы национальной гвардии. Последние солдаты выволокли из чрева «восьмерки» несколько ящиков с боеприпасами, пригнулись и трусцой потащили их в сторону городка.

Им на смену спешили защитники Рамира. Они тащили на самодельных носилках своих раненых товарищей. Загрузкой руководил бортовой техник.

— Все! — крикнул он, когда места в грузовой кабине не осталось. — Остальных поместите в следующий борт!

Карбанов посмотрел в сторону ближайших строений, где толпились вооруженные люди. Он насчитал около полусотни раненых солдат, нуждавшихся в медицинской помощи. Многие из них лежали на траве, некоторые сидели. Их одежда была насквозь пропитана кровью.

«За второй рейс всех не вывезем, — подумал майор и вздохнул: — Тут на третий хватит».

— Готово, командир, загрузились, дверь закрыта. Можем ехать! — плюхнувшись на место, крикнул Тараев.

Николай нажал на кнопку «радио»:

— «Мак», двадцать семь — сто четырнадцать разгрузку закончил. Взлетаю.

— Взлетайте, сто четырнадцатый. Спасибо вам.

На высоте тысяча двести метров экипаж Карбанова включил навигационные огни. Майор установил визуальный контакт со второй машиной, занял высоту тысячу пятьсот и встал в круг. Вертолет Доглина пошел на снижение и вскоре исчез из поля зрения. Далее Николай с товарищами лишь слышали скупой радиообмен Александра с «Маком».

— Похоже, у них все нормально, — проговорил Равиль, беспокойно ерзая на сиденье.

В это время машина развернулась правым бортом к площадке, и Михаил радостно доложил:

— Да, вижу их. Подходят к освещенному центру. Есть, приземлились!

Полдела в этом рейсе было сделано, но ликовать Николай не спешил. Во-первых, Доглину еще следовало разгрузиться, принять на борт раненых, произвести взлет и занять нужный эшелон. Во-вторых, обоим экипажам предстояло добраться до базы. Ну и в-третьих, данный рейс был всего лишь началом тяжелой работы, рассчитанной на всю ночь.

— «Мак», двадцать семь — сто двадцать разгрузку закончил. Взлетаю, — послышался голос Доглина.

— Влетайте, сто двадцатый. Спасибо вам за помощь.

— Счастливо оставаться.

Никаких намеков на следующие рейсы в эфире не прозвучало. Это было одно из обязательных условий, четко оговоренное в процессе подготовки к работе.

«Молодцы», — отметил про себя Николай.

Через пару минут глазастый Михаил заметил включившиеся навигационные огни второго борта.

— Вижу их, командир! — Он показал рукой вправо и вниз.

— Хорошо. Значит, они заняли тысячу двести.

Ведущий борт вышел из виража и взял курс на базу.

— Сто двадцатый, наблюдаешь меня? — спросил Карбанов.

— Наблюдаю. Тысячу пятьсот занял.

— Пристраивайся, идем на базу.

— Понял.

— Равиль, медработников с нами нет, так что поглядывай за бойцами, — сказал командир уже по внутреннему переговорному устройству.

Бортовой техник исчез в полумраке грузовой кабины, вернулся минут через пять и доложил:

— Там паренек какой-то с медицинской сумкой ползает. Вроде все под контролем.

Отдельный приводной радиомаяк работал устойчиво, да и ветерок этой ночью был слабым. Благодаря этому второй этап полета прошел без напряжения.

— Удаление двенадцать, командир, — доложил Михаил, выполнив расчеты.

— «Восторг», это двадцать семь — сто четырнадцать, — сообщил Карбанов на базу.