Даже Карл — принялся гундеть, что мол, даны же используют что-то похожее!

И только маг не стал изображать знатока. Не сказал ни слова, он очень странно продемонстрировал удивление — хлопнув себя по лбу — словно бы мысль эта для него была очень логична, и он отчего-то не понимал, почему же раньше не догадался…

За минуту до этого, все они дружно обсуждали, что взять, а что бросить, и как отобранное разделить между всеми остальными лошадьми, чтобы они не пали в пути, но тут народ резко повеселел, и стал осматриваться с куда большим энтузиазмом, чем раньше.

Слава богу, конюх немного разбирался в плотницком деле. И хотя то, что он соорудил, больше было похоже на обычную волокушу, но в целом — работало. Оказалось, что боевое седло очень неплохо может заменить хомут, которого у нас, естественно, не было.

По молчаливому уговору, своих коней можно было навьючивать по собственному желанию. Я, например, не смог пройти мимо отлично выделанных шкур. В основном — оленьих.

Была еще целая партия кож, но тут уж точно понадобилась бы телега и не одна, поэтому их мы мужественно проигнорировали. Как, поначалу, и вьюк недорогой, но очень качественной «мешковины». Ну, это в моем первоначальном представлении, конечно, «недорогой».

А вот конюх назвал ее «отличным сукном» и с расстроенным видом отхватил себе «отрез» метра два в длину и сантиметров в 100–120 в ширину.

«…Полтора солида за ярд,»* — пояснил он, и я тут же озаботился идеей «дайте два!»

Найдя в соседней комнате высохший ивовый прут подходящего размера (не знаю, для чего уж он нужен был оркам), я отмотал себе на него метров десять ткани (около 11 ярдов). С умилением от собственной рачительности потащил его к Роху, решив, что вряд ли здесь принято делать из такой дорогой штуки половые тряпки, но в хозяйстве на что-нибудь сгодится.

Действительно, стоило подумать, что вокруг Средневековье и «супермаркеты» работают далеко не каждый день, как к стоимости вещей вы начинаете относиться совсем иначе, чем на Земле.

Например, ни один местный, даже очень небедный местный, не выбросил бы сломанный топор. Он бы обязательно тщательно собрал обломки, и потащил их домой, чтобы при случае отдать в перековку. Ну, или «доплатить» металлом при покупке нового.

Точно так же, по дороге назад мое седло отягощали: десяток тронутых ржавчиной подков, бронзовый крюк из замкового очага и еще с дюжину всяких приспособлений и мелочей, которые в прежней жизни я бы никогда не посчитал ликвидом.

Но самым ценным моим приобретением стал мой же собственный меч. Да, именно тот, что я так необдуманно запулил в темноту, а в итоге ненадолго освободил нечто опасное, спасшее жизнь мне, Арно, а может и всем остальным. Не по доброте душевной, конечно, а потому что сожрать невесомого призрака для него было куда интереснее, чем нас.

По словам лиценциата, даже всего лишь часть демонской души способна питаться. Но поскольку у него нет своего сознания, а сохранились лишь инстинкты, когда я потревожил оболочку хранилища, оно не догадалось, что сейчас можно бежать. Но в момент рывка призрака через пространство уловило его эманации, и сожрало его.

«…Что такое призрак? Это одухотворенная, или как минимум — осознающая себя энергия. Для демона — словно дорогое вино. Вот он и кинулся. Но артефакт, который его хранит, устроен так, чтобы реагировать на любую получаемую его пленником силу. И когда осколок демонской души напитался, он среагировал и восстановил свою целостность…»

После этого, правда, Вальдемар намекнул, что я везучий болван:

«…Если б ты знал об этом устройстве, то я бы сказал: действовал потрясающе здраво и смело. Но поскольку ты не знал, то…ничего говорить не буду…» — сообщил он, и очень оскорбительно заржал.

«…Все-таки этому болвану едва лишь двадцать», — примирительно подумал я, и свернул расспросы.

Сейчас, кстати, мои спутники были в таверне.

Стоило нам к вечеру добраться домой, обиходить лошадей и раскидать вещи по своим комнатам, как они дружной компашкой взяли курс в сторону порта. Звали и меня, сопровождая намеки очень доходчивыми телодвижениями, но я отчего-то «не заинтересовался». Хотя мысли о женской ласке меня уже начинали одолевать…

Да, поход к проституткам, работающим под крылом местного кюре и магистрата — эта идея меня вполне даже интересовала. Но я их как-то видел, и когда попытался восстановить свои впечатления, вдруг осознал, что все эти 30−35-летние тетки для меня выглядят как самые настоящие «старухи».

Нет, в самом деле! Я как-то видел в интернете фотографии дебелых профессионалок, подвизавшимися в этой сфере в Российской империи в конце XIX века. И меня еще тогда поразило, насколько же они не привлекательны. Здесь — все было куда хуже.

В общем, мои ровесницы на Земле выглядели настолько лучше, даже в среднем по больнице, что при вполне лояльном отношении к проституции и очень крепком желании секса, я все же решил воздержаться, пообещав присоединиться немного позже.

После купания…

…Когда Соланж снова пришла, чтобы «обновить» воду в моей купальне, и принялась осторожно вливать в нее очередной пяти- или шестилитровый кувшин кипятка, я вынырнул из своего полусна, и внутренне выдохнул:

— Соль, милая, потри-ка мне спину! — как можно более нейтральным голосом попросил я.

Ни словом не возразив, девушка слила остатки кипятка, вернула посуду к очагу, и направилась ко мне.

Обойдя емкость вокруг, Соланж намочила подхваченную по пути губку, и принялась аккуратными уверенными движениями, сначала намыливать, а потом и просто тереть мне спину. Руки ее были неожиданно сильными и это, пожалуй, были первые женские прикосновения к моему новому телу. Ну, не считая родственниц, конечно…

Поэтому ничего странного, что все это показалось мне волнительным. Особенно когда она увлеклась, и прядь мягких каштановых кос, выскочила из-за плеча, принялась щекотать мне спину. Чудно, а ведь казалось бы…

Тщательно обработав плечи, девушка…хотя почему «девушка-то»? Молодая 18-летняя женщина — во всех смыслах — осторожно обозначила желание переключиться на спину и, идя на встречу этой идее я, словно бы приглашающе, чуть наклонился вперед. С прежним темпом и старательностью, она на тут же принялась обрабатывать открывшиеся участки.

К практически невинному занятию относиться «невинно» оказалось невозможно.

Мы словно бы два заговорщика не проронили больше ни слова. Я чутко прислушивался к ее спокойному ровному дыханию, и немного ежился от еле сдерживаемой дрожи, когда она наклонялась совсем низко, и порывы нагретого воздуха начинали касаться моей шеи или шевелить волосы.

Очень мучительно хотелось обернуться, схватить ее, и — надо же, — мне вроде как было совсем четырнадцать — но дальше моя мысль, отчего не двигалась.

«…Блин, как будто бы я и правда, помолодел. Даже в этом смысле…»